Москаль - Михаил Попов Страница 27

Игорь Патолин был не в восторге от полученного поручения. «Семейные» дела — они самые темные, это он уже успел понять, несмотря на житейскую неопытность. Здесь все в семь слоев, всегда неконечное количество фигурантов и версий. Историю обыкновенной семьи может досконально распутать или бригада Фрейдов, или стосерийный бразильский сериал.

А городок Дубно ему понравился.

Склон горы, шесть–семь извилистых черепичных полос, сползающих к реке, и все это в обрамлении букового леса. Бухенвальд, как, наверно, пошутил бы остроумный Дир Сергеевич. При въезде в Дубно жизнь словно переключала передачу, с третьей на первую. Здесь можно было встретить хорошие западные машины, но почти всегда в неподвижном состоянии у раскрашенных в разные цвета домов. Владельцам приходилось считаться с тем, что мостовые тут местами до сих пор булыжные, а по музею гонять не принято.

Люди приветливы, Патолин вроде бы не заметил никакой специфической реакции на нескрываемо москальский говор. Впрочем, в голове время от времени всплывала фраза из Костомарова: «Хохлы не мстительны, но злопамятны ради осторожности». К чему всплывала?

Кстати, почему Дубно, если вокруг сплошной бук? А может, граб?

В здании поселковой администрации ему мгновенно выдали адрес семейства Гирныков, но предупредили, что добираться придется долго, потому что живут они далеко, на самой окраине, за мельницей. Улица Мусикевича. Лучше, чтобы кто–нибудь отвез. Игорь отлюбезничался — мол, хочет прогуляться, осмотреть поселение. Что было чистой правдой. Уже через пятнадцать минут он звонил в дверь двухквартирного особняка, стоящего посреди прибранного осеннего сада.

Открыла сорокалетняя дама с густыми бровями, румяными щеками и осторожной улыбкой. Она готова была обрадоваться всякому, но не была уверена, что и в данном случае это уместно. Вид незнакомца располагал. Серый плащ с вишневым воротником, гипнотически аккуратный пробор, артистический шарф под горлом, сверхтонкий дипломат в правой кожаной руке.

— Янина Ивановна Гирнык, я могу с ней поговорить?

Улыбка на лице хозяйки сделалась скорбной.

— Нет, она в больнице.

— В больнице?!

Патолин вдруг вздрогнул и поправил кожаным пальцем прилипший ко лбу чуб. Представился: телевизионный работник с московского канала.

Регина Станиславовна, так представилась хозяйка, предложила войти, но сказать ей вдобавок к уже сообщенному было нечего.

— Да, мама в больнице.

— В психиатрической?

Регина Станиславовна удивилась и даже подумала: может быть, обидеться? Этот юноша в принципе производил благоприятное впечатление, обходительный, странный, страшная худоба пробуждала скорее жалость. Даже вызывающая иноземность не вызывала отторжения. Не украинец, не русин, не венгр. Да что там говорить, если он вообще представился: из Москвы. Но ничего хамского, враждебного Регине Гирнык в этом слове не послышалось. По крайней мере, в данном случае. Ну интересуется человек. Интересуется мамой. Регина Станиславовна насупилась и сказала:

— У мамы сердце.

«Москаль» начал так искренне извиняться, что стало понятно — ему в самом деле неловко. Молодой еще, порывистый, сначала говорит, потом думает.

Легенда Патолина гласила, что он редактор некой столичной телестудии, собирает материал для фильма о годах «советского присутствия» на Западной Украине.

— В Украине, — поправила его Регина Станиславовна, спокойно и безапелляционно, как всякая учительница, а она работала именно учительницей в одной из двух местных школ.

Гость опять изобразил на лице извиняющуюся гримасу. Было видно, что ради выполнения того, что ему поручено, он готов со многим мириться.

— Все не привыкну.

— Привыкайте, — было сказано ему твердо, хоть и без вызова.

Регина Станиславовна напоила Игоря отличным кофе и согласилась проводить гостя к сердечной маме. Но нельзя было сказать, что сделала это с охотой и совсем без каких бы то ни было колебаний. Смысл их был гостю непонятен, но присутствие их он, несомненно, ощущал. Поэтому был скуп на слова, дабы не спугнуть собеседницу. Проще всего колебания эти было объяснить неожиданностью и неординарностью визита. Жили себе люди жили, и вдруг как снег на голову: а ну–ка, рассказывайте, что тут было сорок лет назад? Интерес Регины Станиславовны к гостю становился постепенно все более трезвым. С чего это вдруг? А что за фильм? А почему именно к ним, Гирныкам? И правда ли, что из Москвы? А от кого вы услышали нашу историю?

Этот вежливый допрос происходил во время обратного путешествия с берега речки вверх по каменному каналу одной из ухоженных улочек. Мимо костела, вознесшегося вверх серыми шпилями, в нишах фасада согбенно восседали святые в пыльных каменных одеждах. Странно, подумал Патолин, ему казалось, что он уже изучил это поселение во время путешествия сверху вниз, а оказывается, тут можно пройти совсем другим путем, да еще рядом с храмом.

От костела повернули направо на улочку между двумя рядами плетеных металлических заборов, за ними усыпанные листьями палисадники, приземистые дома. Учительница раскланивалась со всеми встречными, и гость стал ей подражать и увидел, что спутнице это нравится. Воспитанность — качество, больше присущее жителям маленьких населенных пунктов.

Помимо неприятных распросов, были еще невеселые рассказы. Жить довольно сложно. Все эти бесконечные выборы кого угодно сведут с ума. Теперь уже никто ни с какими флагами ни на какие улицы не выйдет. Но жить надо стараться по–человечески. Только правда пробьет себе дорогу в будущее. И точно ли на стороне полной и окончательной правды он намерен выступать в своем телевизионном проекте?

— Иначе я бы не посмел к вам обратиться.

Ответ Регину Станиславовну тронул настолько, что она не заметила в нем ни на волос фальши. Она просила отнестись к Янине Ивановне, к матушке своей, мягко и внимательно, потому что здоровье у нее уже не то.