Свинцовый взвод - Сергей Самаров Страница 25

– Не знаю, насколько это его устроит. И вообще сомневаюсь, что устроит. Думаю, он предпочтет свободу в очередной «норе», нежели нары на «зоне». Думаю, у него есть право выбора, товарищ майор. А просто так застрелить его я не смогу. И сдать с рук на руки следственным органам тоже. Он как-никак не бросил меня умирать, спас и уже после этого двух бандитов Чупана застрелил. Они наверняка просто добили бы меня, если бы эмир Хамид просто бросил меня, беспомощного и придавленного деревом рядом с тропой.

– Какого Чупана? – не понял Еремеенко.

– Ах, извините, товарищ майор, я не успел доложить. Банда Парфюмера объединилась с бандой эмира Чупана. Он как раз пришел к Парфюмеру за долгом и попал, что называется, «с корабля на бал». Всего бандитов, я думаю, осталось чуть меньше тридцати человек. Теперь о минометах. Минометы Парфюмер расставил на скалах. Минометчиков, если подойти, можно снимать снайперам. Однако я предполагаю, что это будет не так просто. Пройти на дистанцию прямой видимости непросто. Минометами пристреляны все тропы. Там, где троп нет, Парфюмер сделал засеки. Это завалы из деревьев. Непроходимая гуща. Выход вижу в своей активности. Я сейчас вместе с эмиром Улугбековым нахожусь неподалеку от скалы, где стоит один из минометов. Постараюсь ликвидировать его команду. Потом перейду к дальнейшему поиску. Молчание минометов будет говорить о том, что я справился. Устроит, товарищ майор, такой план?

– Понял. Меня устраивает.

– Значит, начну действовать, как только Хамид Абдулджабарович в себя придет.

– Хорошо. А то я уже подумывал было вертолеты вызвать. Они бы эти минометы быстро заставили навсегда замолчать. Но они же и тебя могут «накрыть». Значит, войсковую операцию ты нам срываешь, – бодро говорил майор. – И кроме как на тебя взвалить груз ответственности не на кого. Волей-неволей тебе придется действовать.

– Вертолеты, товарищ майор, применять опасно. У эмира Чупана есть «Стингер». В самолет из него еще попасть нужно, а вертолет – мишень полноценная. Лететь придется низко. При стрельбе с короткой дистанции никакая тепловая защита не поможет [13] .

– Хорошо, что предупредил.

– Это не я предупредил. Это эмир Хамид поделился информацией, когда мы ситуацию обсуждали.

– Спасибо эмиру. Случись что, по голове не погладили бы нас. Ну, и выходит у нас, что тебе придется постараться. Как физические кондиции? Сможешь? Или попытаться хотя бы отделению твоих парней к тебе прорваться?

– Пока могу ходить, буду ходить. Не смогу ходить, буду ползать. Но дело постараюсь сделать. Я за своих солдат в ответе и подставлять их под минометы не хочу. И отделению еще пройти нужно. А пройти здесь сложно. Если до ночи не справлюсь, пусть идут ночью. Они умеют. Во главе со старшим сержантом Юровских. А до темноты он пусть там, на месте, командует.

– Я уже познакомился с ним. Работай! И докладывай результаты.

– По мере возможности, товарищ майор. Как только эмир в сознание вернется, попробуем пойти. Я же не могу его тут бросить.

– Работай, заботливый и сердобольный.

Заботливый и сердобольный командир взвода спецназа ГРУ посмотрел на своего пленника пристальнее. Кажется, сам он оказался более недоверчивым, чем недоверчивый эмир…

* * *

Старший лейтенант Раскатов встал и сделал несколько энергичных приседаний с одновременным выбрасыванием рук вперед. Проверял свои физические кондиции.

– На сделку со следствием я не пойду ни при каких условиях! – сказал вдруг Хамид Абдулджабарович. – Можете мне даже не предлагать это. Пусть наше положение останется на прежнем уровне. Только, как я понимаю своей пробитой головой, с абсолютной переменой полюсов. Сначала вы, старший лейтенант, были моим пленником, теперь я ваш пленник. Разница в нашем положении лишь в том, что я мог рассчитывать использовать вас как заложника и торговаться, обещая убить в случае, если мои условия кому-то покажутся неприемлемыми. Вы же такой возможности лишены. Мы противостоим Парфюмеру и Чупану, а любой из них готов меня пристрелить в лучшем случае.

Раскатов не удивился тому, что Улугбеков уже в сознании, хотя тот продолжал лежать, как лежал раньше, не шевелился и глаза не открывал. Старший лейтенант еще во время телефонного разговора с майором Еремеенко несколько раз заметил, что лицо эмира, хотя внешне и находящегося в бессознательном состоянии, в действительности подвержено микромимике. Немногие знают, что глаза, даже когда они закрыты, не теряют способности и необходимости мигать. Выражается это легким подергиванием века. Это подергивание Раскатов несколько раз замечал. Были и другие признаки. Эмир сам не замечал за собой, но его лицо реагировало на слышимый разговор. Сокращались отдельные мышцы. Когда человек не общается по каким-то причинам вербально, он все же на разговор реагирует и свои слова заменяет мимикой – сокращением отдельных мышц лица. Обычно это бывает заметно. И последнее. Когда на губу эмира села муха, тот пошевелил губами, прогоняя ее. И старший лейтенант заметил это. Человек без сознания никогда не почувствует, что на него села муха, и не сможет согнать ее. Все это может происходить только с человеком, который находится в сознании. Значит, эмир разговор внимательно слушал, и некоторые слова Раскатов произносил специально для него.

– А в худшем?

– Если у них большие потери, а они, кажется, с вашей помощью и с помощью ваших солдат стали большими, они с меня с живого шкуру снимут. С вас, скорее всего, с еще большим рвением и удовольствием.

– И что с того?

– Я, видимо, неконкретно объяснил. Вы не имеете возможности объявить меня заложником. И это лишает вас многих выгодных моментов для благополучного выхода из ситуации.

– Извините, эмир, но захват заложников – это откровенно бандитские, я бы даже сказал, террористические методы. Я к ним пристрастия не имею.

– Вообще то, что вы сейчас сказали, это тоже пропаганда. Я считаю, что это просто способ обеспечения собственной безопасности. Ох, как голова болит после вашей дубины. Но она у меня крепкая. Выдержала, слава Аллаху. Итак, о чем я? Ах, о терроризме и пропаганде. По большому счету назвать терроризмом можно все что угодно. Только применение двойных стандартов позволяет властям одно считать терроризмом, другое – не считать. Засилье в городах России страха за завтрашний день почему-то не объявляется терроризмом. Та пенсия, которую получают пожилые люди, если разобраться, – тоже терроризм. Людям не хватает на то, чтобы выжить, и в душе у них поселяется страх. Это и есть терроризм. А разгуливания по вашим улицам педерастов со своими радужными флагами? При существующей в стране демографической ситуации – это и есть настоящий терроризм. Но, если разобраться, бандитизм и терроризм – это вещи разные, а вы их сводите в одно. И вообще, как я слышал, вы называете нас бандитами, но мы с этим не согласны. Слово «бандит», как я слышал, происходит от английского слова «бэнд», что переводится просто как «группа». Бандит – это член группы. Таким образом, в бандитизме можно обвинить любую группу лиц. Например, группу солдат или полицейских или любую музыкальную группу…