Жизнь после смерти - Александр Белов Страница 24

Позже выяснилось, что от домика остался один фундамент. Да ивместо обещанной суммы в десять тысяч долларов Феде пришлось довольствоватьсядвумя тысячами задатка. Но и с такими деньгами он чувствовал себя богачеРотшильда и Креза. Друзья недолго поднимали за Федю тосты и произносиликрасивые здравицы. В одно прекрасное утро Федя очнулся на лесополосе с разбитойголовой и без копейки денег. С трудом доковылял железнодорожной линии, где егои нашел Витек. Так он оказался на свалке…

Конечно, никто из местных не сомневался, что Белов и Сергей– Серый – одно лицо. Но никому из них и в голову не пришло воспользоваться этойинформацией в личных целях. Не тот контингент подобрался! Через некоторое времяон окончательно стал для них своим.

Он не сразу сделал выбор между своим прежним миром и этимсообществом бродяг и бомжей. Которые, в отличие от него, не состоялись ни в одномиз качеств, необходимых для успешной жизни в обществе… Зато они были свободныот всего того, что так достало его в той, нормальной жизни. Свободны отобязательств, ответственности и правил хорошего тона. Они, как панки, сказалисвое "нет" гигиене, красоте, здоровому образу жизни, соображениямвыгоды. Всему, что составляет основу современного общества! Вот это"Великое отрицалово", по определению Феди, и затянуло Белова,показалось ему более справедливым и правильным по отношению к его прежнему мируи образу жизни. О них он старался не вспоминать.

Однако к одной теме он возвращался постоянно – кто егозаказал? Выводы были неутешительны – скорее всего, это был кто-то из своих.Думать так ему не хотелось. Всякая борьба надоела и казалась теперь бесцельной,ибо каждая новая победа только умножала число врагов.

"Федя прав, – думал он, – когда утверждает, что вчеловеческом обществе каждый охотник рано или поздно сам становится предметомохоты". Белов так изменился, вернее, его взгляды так изменились, что онсам перестал себя узнавать. Ему было стыдно за историю с Кавериным, Бакеном, имножество других историй, в которых он вел себя, как животное. Одновременно онпонимал, что эта перемена связана с тем, что он выпал из обоймы, из системы, извсех систем, освободился от них. Он "подсел на волю", как ибольшинство живущих на свалке бомжей.

Как-то раз в разговоре с Витысом Саша заметил, что убиваясебе подобных, человек сам теряет право на жизнь. Они как раз в Лениной бытовкеза стаканом водки обсуждали вопрос, надо ли мстить обидчикам или отложить этодело до Страшного суда, который не известно еще, состоится ли.

Слушая рассуждения Белова, Витек разозлился и вышел из себя.

– Ты не гони! – возмутился он. – Разве ты не хочешь узнать,кто в тебя стрелял? И мочка-нуть в свое удовольствие? Не поверю!

Белов многозначительно поднял указательный палец и убежденносказал.

– Не хочу. Я бы ему за это еще и стакан налил. Понимаешь, яв тот момент оказался в полном тупике. Хоть сам стреляйся. А тут добрый человекнашелся. Шмальнул и к вам сюда привез. Я теперь своей жизнью живу, для себя, иназад возвращаться не собираюсь.

Витек, сидевший на койке Белова, встрепенулся и чуть было невыплеснул водку на себя.

– Так ты непротивленец, как граф Толстой, стал? Подставляешьщеку под второй удар? А если тебя не по щеке ударили, а ногу отрубили, что же,вторую подставлять прикажешь?

Белов в ответ заметил, что если любую мысль доводить докрайности, ничего из этого, кроме идиотизма, не выйдет. А прощать надо, этовроде психотерапии, снимает груз с души.

– Знаешь, Серый, – сказал Витек со скептической улыбкой, – опрощении мне притчу рассказывал отец Дмитрий, священник, с которым я в зинданечеченском три месяца сидел. Есть такая былина "Сорок калик сокаликою"…

Так вот, калики это были такие паломники древнерусские, ониходили ко Гробу Господню в Палестину, поклониться святым местам. Собиралисьчеловек по тридцать, сбрасывались на дорогу в общак. И еще они давали на времяпути обет чистоты, воздержания от плотского общения с женщинами, и взявшегочужое подряжались закапывать живым в землю. А друг друга они звали братьями,кстати.

Главный у них был Касьян, его выбрали вроде как атаманом. Ибыл он молодой такой, красивый парень, паломники вообще люди разные были повозрасту. Приходят они в Киев на княжий двор, приняли их с почетом, накормили,а Касьян показался молодой княгине, запала она на него. Князь Владимир был вотлучке, на охоте. Стала она с парнем заигрывать, на ночь остаться приглашать,а тот возьми и откажись. Слово, мол, дал, завязал с этим. Княгиня взъелась нанего и решила отомстить: велела своему слуге в Касьянову сумку подложитьдрагоценный кубок.

На другое утро нагоняет паломников в чистом поле князьВладимир, и во время обыска у Касьяна находят этот кубок. Делать нечего, братьязакопали ослушника в землю по плечи, и дальше в путь. А на княгиню в Киеве втот же час напала болезнь вроде хронической гангрены: заживо начала гнить, а неумирает. Смрад пошел такой, что все от нее отвернулись, никто воды подать нехотел. Возвращается братия через полгода, а Касьян хоть и в земле стоит, да живи здоров. Ясное дело, чудо произошло, и не виноват он ни в чем. Приходят онивсе вместе в Киев на княжий двор. Касьян к княгине прямым ходом. Сотворилкрестное знамение – болезни как не бывало…

– Понимаешь, Серый, – подвел черту Витек, – не захотел онмстить, а ведь полгода му-чался в земле по плечи. Я в зиндане сидел, а ему ещехуже пришлось. Отец Дмитрий говорил, по-христиански Касьян поступил, простилврага, поэтому и чудо произошло…

– Вот видишь, я том же, – кивнул Саша.

– О том же, да не о том. Это в сказке все добром кончилось.А с отца Дмитрия духи с живого кожу содрали, хоть и был он вроде того Касьяна.И записали на видео. Так что их, простить за это?

Белов промолчал. Он к этому времени понял, что каждыйчеловек сам должен решить этот вопрос: прощать, не прощать. Для своих тридцатилет он достаточно дров наломал, хватит крови. Пора остановиться…