Солнце для Джона Рейна - Барри Эйслер Страница 24

Уже в который раз я чувствовал, что становлюсь слишком откровенным. Откуда эта пассивность? Нужно срочно брать ситуацию под контроль!

— Такие слова — лучшая награда для любого музыканта, — после небольшой паузы сказала Мидори. — Я ведь не просто так выбрала джаз. Помню, однажды зимой, еще в Чибе, мне не спалось, и среди ночи я вышла на улицу. Была оттепель, и, сняв куртку, я долго сидела во дворе своей старой школы. Вокруг никого: только я, небо и темные силуэты деревьев. Тогда я впервые осознала: придет день, и я умру. Небо, луна и деревья останутся, а я исчезну, и на скамейке будет сидеть совсем другая девушка... Именно таков порядок вещей, но на глаза навернулись слезы, и я долго плакала. Все когда-нибудь кончается, и нужно смириться.

Неожиданно я вспомнил ее отца. Воистину все когда-нибудь кончается.

Мы долго молчали, и я попытайся сменить тему:

— Что имел в виду Кен, когда сказал, что вы были радикалкой?

Мидори осторожно глотнула «Ардберг».

— Кен — неисправимый романтик. Я была не радикалкой, а скорее мятежницей и бунтаркой.

— Против чего бунтовали?

— Боже, Джон, оглянитесь по сторонам! Что творится с Японией? ЛДП, бюрократы, куда они гонят страну?

— Да, проблемы есть, — признал я.

— Проблемы?.. Экономика катится к черту, людям нечем платить налоги, они боятся держать деньги в банках. А что делает правительство? Кое-как сокращает бюджетный дефицит и создает рабочие места на госпредприятиях. Знаете почему? Потому что все строительные объекты контролируются мафией с молчаливого согласия наших политиков. Страна залита цементом, места почти не осталось, а правительство строит и строит парковки, где никто не паркуется, мосты и дороги, по которым никто не ездит. Видели жуткие молы, что стоят вдоль побережья, якобы защищая от размывания? Исследования показывают, что эти чудища не предотвращают размывание, а наоборот, ему способствуют. Мы разрушаем экосистему, а коррумпированное министерство строительства процветает. А вы говорите «проблемы есть»!

— Думаю, Кен не так уж и не прав! — улыбнулся я. — Вы настоящая радикалка.

— Дело не в радикальных идеях, а в здравом смысле, — покачала головой Мидори. — Признайтесь, разве вас не раздражает существующее положение вещей? Вы не чувствуете себя обманутым?

— Иногда, — осторожно ответил я.

— А вот меня подобный расклад вещей страшно бесит! Именно это и имел в виду Кен.

— Простите, но разве ваш отец не был частью «подобного расклада» и «существующего положения»?

Повисла неловкая пауза.

— Ну, у нас были разногласия.

— Наверное, вы часто спорили.

— Да, долгое время мы вообще не могли найти общий язык.

— Однако помирились?

— Несколько месяцев назад у отца нашли рак легких, — грустно сказала Мидори. — После этого он пересмотрел свои приоритеты, но полностью восстановить отношения мы не успели.

Новость меня просто огорошила.

— У него был рак легких? А... хозяйка «Альфи» сказала, что инсульт.

— Несмотря на больное сердце, он много курил. В правительстве все курят, ему не хотелось быть белой вороной. Папа так сроднился с нашей чертовой системой, что отдал за нее жизнь.

— Рак легких — страшная вещь, — сказал я и пригубил виски. — Поэтому, умерев от инсульта, ваш отец не страдал.

Как же я ненавидел себя за лицемерие!

— Да, и это — единственное, что меня утешает.

— Простите за любопытство, но как именно изменились приоритеты вашего отца после того, как ему поставили страшный диагноз?

Мидори рассеянно смотрела вдаль.

— Если воспользоваться теорией Кена, то папа понял, что всю жизнь создавал проблемы и что пора их решать.

— Он успел что-нибудь сделать?

— Боюсь, нет, хотя он говорил, что перед смертью очень хочет сделать что-то хорошее. Изменилось его мировоззрение, и для меня это самое главное.

— А почему вы уверены, что он ничего не успел?

— О чем это вы? — настороженно спросила Мидори.

— Представьте, вашему отцу ставят страшный диагноз. Ему хочется сделать что-то полезное, чтобы исправить ошибки прошлого. Думаете, он что-нибудь успел?

— Я не совсем понимаю, о чем вы, — твердо сказала Мидори, и я снова натолкнулся на неприступную стену.

— Помните, о чем вы говорили в «Цуте»? Что делать, если в чем-то раскаиваешься, а исправить нет времени?

— Трудно сказать, у каждого по-разному.

Ну же, Мидори, помоги мне!

— Что же мог предпринять ваш отец? На что мог решиться, чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах?

— Не знаю...

Знаешь, милая, знаешь, недаром же с тобой встречался журналист! Знаешь, но молчишь!

— Раз он хотел решать проблемы, то, может, попробовал как-то повлиять на своих коллег?

Мидори не ответила, и я решил, что попал точно в цель. Теперь нужно быть осторожнее, иначе девушка замкнется и больше ничего не расскажет.

— Вы спрашиваете, потому что сами о чем-то сожалеете? — неожиданно спросила Мидори.

Я испуганно поднял глаза. Да, в проницательности ей не откажешь! Зато появляется отличный предлог продолжить расспросы.

— Не знаю...

— Почему бы вам не рассказать все, как есть?

Ощущения примерно такие же, как после подсечки в айкидо.

— Нет, — глухо ответил я. — Не могу!

— Неужели со мной так трудно?

— Как раз наоборот, — улыбнулся я. — В этом-то вся проблема.

— Вы странный человек, Джон, — вздохнула Мидори. — Боитесь рассказывать о себе...

— Нет, просто вы мне гораздо интереснее.

— Точнее, мой отец.

— Ну, мне казалось, его опыт может быть полезным.

— Чему-то приходится учиться самостоятельно.

— Тоже верно, но я стараюсь пользоваться и чужим. Простите, если показался назойливым.

— Ничего страшного, — улыбнулась Мидори. — Только все эти события случились недавно...

— Да, конечно, — кивнул я, понимая, что разговор окончен. — Наверное, вам пора домой.

Интересная ситуация! С одной стороны, мы явно нравимся друг другу, и вполне вероятно, что Мидори пригласит меня на чашечку кофе. Если такое случится, я смогу осмотреть ее квартиру. Придется быть очень осторожным, чтобы не наделать глупостей.

Но с другой — если девушка не пригласит подняться, все попытки набиться в гости будут расцениваться как намеки на постель. Отпускать Мидори одну просто нельзя: ее адрес прекрасно известен Бенни.