Спецназ, который не вернется - Николай Иванов Страница 24

Под утро выдохлись. Горы, даже если на карте обозначены как небольшие, для человека пешего остаются горами. К тому же в пути быстро вспоминается, когда и чем подкреплялся перед дорогой. Спецназовцы же с утра не держали во рту маковой росинки — только бежали и отбивались.

Приметив укромное местечко за елками, боязливо жмущимися друг к другу среди громадин-сосен, подкатились под них. В хвойной толчее тем не менее оказалось посвободнее, смогли выпрямиться. Хотя мечталось о другом — вытянуться на земле, положив гудящие ноги на рюкзаки.

Сверились еще раз с картой и компасом в отвинченной рукоятке «Короля джунглей». Шли вроде правильно. Имейся сила, одного дневного рывка хватило бы, чтобы дойти до границы. Но ее не было, и спецназовцев подстегивало лишь сознание, что ни боевики, ни собственные «вертушки» не оставят попыток обнаружить группу. Воюй — не хочу.

— Один спит, двое охраняют, — предложил Заремба. Такая арифметика — не в пользу сна. Зато она давала надежду, что их не возьмут спящими.

— Я спать, — попросил Волонихин.

Да нет, конечно же, не спать. Он хотел остаться один, со своими мыслями. А предрекалось, говорилось: «Не бери грех на душу».

Взял дурак…

— Постелимся, — Заремба первым подступился со своим тесаком к укрывшим их елкам, выбирая ветки попушистее. Кто укрывает, тот и страдает. Кто ближе — тому и больней. Извечное противоречие природы и человеческих отношений.

— Не хотел бы я оказаться на месте Ивана, — проговорил и Туманов, когда остались одни.

— Каких мужиков потеряли, — вроде о другом, а на самом деле все о том же проговорил Заремба. — Знать бы, за что.

Когда подобные вопросы задает командир, подчиненным остается только пожалеть себя.

— Авантюра, конечно, — грустно усмехнулся Туманов. — С самого начала, когда пошел разговор о деньгах и подборе отслуживших в органах или в армии офицерах, лично мне стало ясно, что втягиваюсь в большую игру. А вот отказаться не смог. Подловили, сволочи, в самый острый момент.

Заремба вспомнил слова Вениамина Витальевича о Марине, тоже крайне нуждавшейся в деньгах на жилье. Попытался узнать у пограничника причину его согласия на участие в операции.

— Банальность вообще-то. Заставу мою бывшую перекинули из Армении под Псков. Лес, палатки, а в области, на чью шею посадили моих солдат и семьи офицеров, нулевой бюджет. Перспектив, соответственно, никаких — охотно объяснил капитан свои проблемы. — Подумал: заимею вдруг деньги — закуплю продуктов, фруктов детишкам и солдатам, привезу на заставу. Представляешь? Мне, оказывается, совсем не безразлично, с каким настроением мои бойцы и офицеры продолжат службу. Идиоты мы, наверное. Все верим, что на нас свет клином сошелся.

— Сошелся, Василий. Поверь, сошелся, — не согласился с пессимистическим настроением Туманова подполковник. — Страна не выживет, если люди перестанут считать себя центром Вселенной.

Сказал и припомнил свою судьбу. Казалось тоже, что без него спецназ, если и не рассыпется, то утратит свою боеготовность. Первое время грешным делом все ждал: вот позвонят, позовут, извинятся и попросят:

— Все, Тимофеевич, поискрили — и довольно. Давай, принимайся за дело.

Не позвали. Значит, обходятся. Зато вместо начальства объявилась эта темная лошадка Вениамин Витальевич, непонятный мафиози из Кремля. Стал всучивать деньги. По большому счету, лично ему, Зарембе, они и даром не нужны. Если Марина заглядывалась на квартиру, Волонихин строит какой-то памятник, Туманов о заставе думает, Юра Работяжев о салютах мечтал, то за что пошел снова на войну он, подполковник, навоевавшийся по горло? Именно потому, что не позвали и хотел доказать, как они ошиблись?

Но кому доказать? Зачем?

Про Чачуха и Дождевика, правда, тоже ничего не узнал. И теперь не узнает никогда, нужда или отчаяние подвигло их на встречу с представителем Кремля.

— Вернусь — пойду на юридический, — помечтал о будущем пограничник. — Судьей стану. Хоть где-то выводить подлецов на чистую воду. А ты?

Кем станет он, командир спецназа? Где его ждут на «гражданке»? Неужели только там, где нужно убивать? Горькое прозрение…

— Не знаю, Василий. Пока не вижу себя нигде. Наверное, потому и согласился лететь. А теперь каюсь: может, будь иной командир, проскочили бы. Может, все остались бы живы…

— Прекрати! — обрывая командира, Туманов даже сжал ему локоть и повысил голос. — Сам знаешь, что ерунду порешь.

— Ерунда, а ребят нету.

— Война без слез не воюется.

— Количество слез зависит от командира.

— Если его не предают вместе со всеми, — похоже, пограничник окончательно утвердился в мысли, что Москва решила уничтожить группу.

— Ладно, замолкаем. Все эти разговоры, скорее всего, от голода. — Заремба сам перешел с высших материй на реальности.

— Когда закупишь свою гуманитарную помощь для заставы, выдели что-нибудь и нам. И мы втроем навернем с таким аппетитом…

— Да уж закупили бы и навернули, — согласился капитан. Зря заговорили и о еде. Огляделись по сторонам, словно вокруг ломились столы от яств, и только проблема оставалась разыскать в темноте закуску.

— Утром что-нибудь поищем, — дал срок Заремба. — Травку, корешки, живность…

Совсем на иной поиск получал утром задачу командир спецназа. Он стоял с полковником — вертолетчиком перед одним из заместителей командарма, и тот уже не на армейском, а на приблатненном чеченском сленге, что должно было выдавать в нем прожженного вояку, давал указания:

— Короче, осмотреть то, что обработали вчера. Найти трупы, даже если они закопаны. Пересчитать, сколько их. Прикол? Но такая уж наша доля.

— Трупы вывозить? — попросил уточнения вертолетчик.

— Зачем? — вскинул в недоумении руку генерал. Указательный палец у него не гнулся, мизинец тоже отставился — ни дать ни взять жест крутого «нового русского». — Шакалам тоже хочется кушать. Короче, Москве и мне нужно знать количество трупов. Если меньше семи, то готовьтесь порыскать по окрестностям, но довести их количество именно до такой цифры. Полный вперед и карт-бланш во всем.

Группы спецназа, уже поднятые командиром «в ружье», вертелись друг перед другом как спешащие на свидание женщины — но не красуясь, а заправляясь и подтягиваясь перед боем и походом. Война — рулетка: пойдешь считать чужие трупы, а оставишь свои. Такое свидание может получиться…