Шестерка бьет туза - Сергей Зверев Страница 24

– Чо надо? – лениво произнес громила утробным голосом, не переставая при этом жевать.

– Скажите, адрес этого дома – Заварзина, десять? – спросил Константин вежливым тоном.

Громила, повернув голову, посмотрел на стену девятиэтажки, на которой краской большими буквами было написано: «Заварзина, 15/25».

– Ну да, – подтвердил предположение Титова телохранитель.

– А вы не подскажете нам, в какую из квартир вызывали «Скорую». Видите ли, нам неточно дали адрес больного, а с диспетчерской нам никак не удается связаться, и поэтому мы… – принялся объяснять Костя, но его прервали.

– Не, мы ничо не знаем, – последовал ответ телохранителя, при этом его челюсть заходила чуть быстрее, что, видимо, говорило о том, что ее владелец несколько нервничает.

– Но, может быть, кто-нибудь из жильцов выбегал, ожидая «Скорую», – продолжал настаивать Титов.

Наконец терпение громилы лопнуло, и он, совершая мощные наезды нижней челюсти на верхнюю, произнес:

– Слушай, ты, доктор, вали отсюда, пока я из тебя пациента не сделал. Ты чо, не сечешь, что здесь все здоровые сидят?

Шофер «Ауди» одобрительно заулыбался словам своего соседа. Костя тоже улыбнулся и сказал, слегка наклонившись к своему собеседнику:

– Это, знаете ли, все поправимо. Здоровье, оно как призрак – то есть, а то вдруг раз – и исчезло. Вот у вас, например, молодой человек, – при этих словах Титов быстро протянул руку к лицу телохранителя и большим пальцем опустил вниз правое нижнее веко громилы, – глаза красные, слегка воспаленные, с элементами эрозии – похоже на конъюнктивит. – Костя быстрым жестом подсунул два пальца под скулы громилы: – О-о, милый, да у вас и миндалины припухшие. Возможно, вы их простудили, а возможно, это нечто хроническое. И пигментация эта мне не нравится на лице. – При этих словах он похлопал по лоснящейся щеке телохранителя.

Опешивший от такого хамства и непочтительности громила отбросил руку Титова и начал вылезать из машины, произнося:

– Ах ты, коновал, мать твою… Да я из тебя сейчас фарш сделаю, по тебе потом студенты анатомию изучать будут.

Последние слова громила произносил, захлопывая дверь автомашины. Титов оглядел здоровяка с головы до ног, тот был почти на голову выше Кости.

– Вот он, вагон здоровья, – произнес Костя. – Придется его немного разгрузить.

– Все, парень, ты добазарился, теперь долго ничего сказать не сможешь, – промычал громила и сделал шаг к Титову.

Но тут же остановился, так как носок Костиного ботинка, резко вскинувшись, застрял где-то в районе его гениталий.

– О-ой… ей…еб… – неожиданно высоким голосом пропел телохранитель, схватившись за ушибленное место, и медленно, словно из него выпустили воздух, согнулся пополам, отвесив Титову поклон.

Громила явно не ожидал от представителя столь мирной профессии таких негуманных действий. Костя же, дождавшись, когда затылок телохранителя будет хорошо виден сверху, обрушил на него свой чемоданчик, который все это время держал в руке. Громила уже без звука грохнулся на землю.

– Как говорят медики, иногда приходится делать человеку больно, чтобы потом стало хорошо, – перефразировал известную фразу Костя.

– Ты что, сука, делаешь? – Титов увидел, как из машины выскочил шофер и, вынув из-за пазухи пистолет, направил его на него.

Он подошел поближе, и Костя смог различить по характерной конструкции ствола, что пистолет у шофера газовый.

– Э, мужик, осторожно, он же заряжен, – предупредил Костя.

– Ты зачем Вовика отрубил? – прорычал шофер, продолжая наступать на Костю.

Он не заметил, как сзади него из «рафика» выскочили еще двое псевдоврачей, вооруженных резиновыми дубинками. Несколько взмахов, и шофер, выронив пистолет, упал на землю рядом с поверженным громилой.

– Ну вот и все, – сказал Костя. – Упакуйте их обратно в машину, и пусть там сидят тихо.

Через минуту оба бесчувственных тела находились на своих местах в автомобиле. Руки их были связаны, рты заклеены скотчем.

Костя посмотрел на часы:

– Ну все, пора идти за их хозяином. Он уже, наверно, разомлел в объятиях…

Трое «медиков» вошли в подъезд и поднялись на пятый этаж, где располагалась квартира любовницы Бабкина.

* * *

– Бо-обик, – пропела светловолосая вакханочка, картинно облокотившись на косяк двери, ведущей из прихожей в комнату, – ну что же ты не проходишь?.. Или тебе так понравился мой новый халат?..

При последних словах она расправила складки халата на себе и медленно прошлась по коридору взад-вперед. Ее синенький халатик из тонкого шелка с огромным трудом удерживал рвущуюся наружу бело-розовую плоть блондинки.

Девице было лет двадцать, от силы двадцать два. Она была невысокого роста, но хорошо сложена. Взбитые химией длинные светлые волосы, раскинувшись по плечам, обрамляли смазливую мордашку, черты которой не слишком обременяли интеллект и жизненные заботы.

Застывший у входной двери в позе охотничьей собаки, Роберт Моисеевич поедал блондинку долгим горящим взглядом.

Тестостерон закипел в жилах Бабкина, когда хозяйка квартиры развернулась к нему спиной и, медленно покачивая бедрами, прошла по коридору. Из-под нижнего края стратегически верно сшитого халатика выглядывали и покачивались на ходу два нежно-розовых полушария, намертво приковавшие взгляд Роберта Моисеевича.

– Я съем тебя, – наконец хриплым голосом выдавил из себя стареющий Казанова и, выпустив из рук портфель, который с грохотом упал на пол, словно зомби, устремился вслед за блондинкой. – Я съем мою пампушечку всю, без остатка, – продолжал твердить он, словно робот, на ходу расстегивая и снимая с себя пиджак. – Я разорву тебя, как французскую булочку. Я слизну тебя, словно устрицу.

Пиджак, а следом за ним и галстук упали на пол по ходу движения Бобика к вожделенной цели.

– У-у, – протянула девица, испуганно гримасничая, – Бобик пугает свою маленькую телочку.

При этих словах она попятилась в комнату. Бобик, раздеваясь, следовал за ней. Сексуальная тропа от коридора в комнату была усеяна одеждой Роберта Моисеевича. Последней одеждой, которую он скинул, стоя уже у большой двуспальной кровати в комнате, были трусы и майка.

– Какой Бобик сегодня решительный, – проговорила девица. – Я просто боюсь тебя.

– Сегодня ты особенно… привлекательна… сексуальна… пленительна. – Бабкин продолжал ритмично выдавать комплимент за комплиментом, при этом протягивая руки к своей молодой подружке. Наконец он обнял ее, прижав к своему сильно выступающему животу.

Но девица крепкими ручками уперлась ему в грудь и, слегка отстранившись, произнесла:

– А что мой пухлячок сегодня принес своей девочке?

– О-о-о, – выдохнул из себя Роберт Моисеевич, разминая своими волосатыми руками молодое тело подружки, – много чего. Но все потом, потом.