Один шанс есть - Сергей Самаров Страница 23

Из подвала его выпустили еще во время рассвета, когда небо посерело, но солнце еще не выглянуло. Ваха уже уехал. Он уехал, наверное, еще вчера, как обычно делал. Ваха не любил в селе ночевать. Сейчас Анатолий уже понимал почему. Мало ли, боевики откуда-то нагрянут – боевики ментов не любят... Командовать хозяйством привычно остались младшие братья. И утром старший из младших, подтолкнув пленника кулаком под ребра, приказал:

– Дрова... Давай-давай... Быстро-быстро... В понедельник строить пойдешь...

Что в понедельник придется идти на строительство, Анатолий уже знал. Это Ваха в прошлый приезд сообщил. Он сам и о цене договаривался. Можно сказать, что обрадовал. Но, чтобы в понедельник отпустили на строительство, следует все дрова за два дня переколоть. С непривычки это трудно. Но есть цель – успеть, значит, следует сделать все вовремя и не жалеть себя.

Анатолий выбрал самую большую и самую крепкую на вид колоду. Поправил ее, чтобы стояла устойчивее. Дождался, когда старший из младших братьев принесет колун. Колун – оружие, и под рукой у пленника его не оставляют. Колуном можно цепи с ног сбить. И очередной удар по шее Анатолий тоже принял молча. Потом посмотрел в затылок отходящему в сторону подростку, размахнулся и представил, что бьет он не по этой колоде, а по удаляющемуся затылку.

Колун с тяжелым треском врезался в древесину. Мощная и крепкая колода разлетелась на две половины, и даже витые сучки не смогли удержать одну половину рядом с другой... Теперь половинку поставить устойчиво и ударить еще раз, все тот же затылок представляя. И так дальше... Хватило бы затылков – злости-то и обиды хватит. Надолго хватит...

Когда-то в казарме, еще в учебке, в руки Анатолию попалась странная книжка про материализацию мысли. Вроде бы простые примеры убеждали вполне доходчиво в том, что мысль в самом деле материальна. Представляешь себе, как разрезанный пополам лимон в рот выжимаешь, и сразу слюна выделяется. Только подумал, а слюна выделяется... Мысль материализовалась... Вот если бы эти мысли о затылках младших братьев Вахи, да и самого Вахи тоже... Если бы материализовались эти мысли, то головы у всех четверых братьев сейчас должны будут затрещать дикой болью... Удар... Еще удар...

Колода ставилась за колодой, потом половинка колоды, потом четверть колоды... Поднимался и опускался колун... Мысленно раскалывались головы... Так, выплескивая всю накопившуюся за полгода ярость, все обиды сторицей возвращая с каждым ударом, Анатолий колол и колол дрова, не желая остановиться, не чувствуя усталости. Пока сам не заметил, что уже некуда стало новую колоду ставить. Все вокруг было завалено поленьями...

Подтянув мешающую ходить цепь с замком к коленям, он подошел к крыльцу, постучал по перилам. Так он обычно вызывал хозяев, потому что входить в дом ему запрещали. Из братьев никто не вышел. Анатолий постучал еще раз, сильнее. Вышла мать семейства, тихая, молчаливая, но недобрая женщина.

– Как дрова складывать? Куда? – спросил Анатолий.

Она так же молча повернулась и ушла в дом. Пленник ждал. И прождал так минут пять, пока не вышел средний из младших братьев, угрюмо на Анатолия глянул, окинул красными глазами двор и переколотые дрова и молча прошел в сарай. Показал на две стены.

– Давай-давай... Быстро-быстро... Складай...

И ушел, забыв привычно ударить. И даже шел он как-то неуверенно. Анатолий непонимающе проводил паренька взглядом. Тот остановился на пороге, потер себе виски, словно головную боль успокаивая, и ушел в дом.

Неужели мысль и вправду материальна?

Анатолий начал переносить переколотые дрова в сарай и укладывать их в поленницу у стены. Братья так и не показывались. А пленнику просто не терпелось снова приняться за колку остальных дров. Приняться за колку, представляя, что это не колоды перед ним, а затылки омерзительных, ненавистных мальчишек...

* * *

В обед ему принесли лепешку и воду...

Принесла одна из младших сестер, чуть-чуть косоглазая, чем отличалась от своей сестры, прихрамывающей. И не подала. Воду в глиняной кружке поставила на землю, а лепешку брезгливо бросила на рассыпанные в беспорядке поленья. Ладно хоть не в лужу, и на том спасибо... Спасибо и за то, что принесла в обед. В обед приносили не каждый день. Чаще приносили утром и вечером, иногда только вечером. Сегодня утром ничего не приносили. Но принесли в обед. При такой работе силы восстанавливать необходимо.

Анатолий, справившись со значительной частью работы, грыз эту вязкую лепешку, делал из кружки маленькие глотки и прислушивался к тому, что происходило в доме. А там что-то происходило – это точно. Тишина стояла непривычная. Никто не разговаривал, никто не ругался, мальчишки не затевали обычных шумных перепалок. Потом какие-то новые и непонятные звуки донеслись. Прислушавшись, пленник понял, что кого-то рвало. Распахнулась на ветру входная дверь, и теперь это было слышно отчетливо. Может, поели они вчера что-то несвежее? Или это так материализуется мысль? После многочисленных ударов по голове, представляемых Анатолием, последствия должны бы быть такими... Если бы удары были настоящими и наносились не колуном, а кулаком... Неужели мысль настолько материальна?.. Говорят ведь, что существует сглаз... Что такое сглаз? Это тоже, наверное, материализация мысли. По крайней мере, так в той книжке было написано. Но сглаз, как Анатолий помнил, считался спонтанным выбросом недоброй энергии. Он свою недобрую энергию выбрасывал совсем не спонтанно. Она накопилась в нем, она в нем кипела и бурлила, она выворачивала наружу все чувства. И если кто-то другой имеет возможность выбросить свою недобрую энергию словами или действиями, он же имеет возможность сделать это только мысленно...

* * *

После обеда показалось, что дров еще осталось слишком много и он может не успеть за два дня справиться со всей этой работой. И потому Анатолий принялся за колку с новым усердием. Но, выбросив свою злость в первые удары, он думал, что успокоится. Однако спокойствия не пришло. Наоборот, если уж показалось, что мысль так действует, хотелось еще усилить ее, хотелось колоть дрова бесконечно долго, пока хватит сил. И он колол и колол...

Трескались, разламываясь, тяжелые еловые колоды... Летели щепки, росла гора переколотых дров... А он все вкладывал и вкладывал в удары свои жесткие непрощающие мысли, все вкладывал и вкладывал... И казалось, что с каждым ударом близится час его освобождения, казалось, что каждый удар не только по колодам и головам приходится, но и по цепям, сковывающим ноги, и даже цепи после этих ударов вдруг почти перестали ощущаться тяжестью и казались только путами, легкой помехой...

Внезапно из дома вышла мать семейства. Стояла на крыльце, смотрела, как он работает. Анатолий не поворачивался в ее сторону, наблюдая женщину периферийным зрением. Через минуту она ушла, но скоро вернулась. И стала с крыльца спускаться. Только тогда пленник повернулся в ее сторону. Женщина несла ему дополнительный кусок лепешки и половинку кральки бараньей колбасы. Не отрезанную, а отломанную половинку. Подошла, молча протянула. И даже слегка улыбнулась. Как-то неприятно улыбнулась... Есть такие улыбки, которым ни за что не поверишь. Эта улыбка была как раз из тех... Анатолий принял дар, глотая слюну, а женщина даже руки отдернула, словно он мог схватить ее. И тут же ушла...