Закон рукопашного боя. Таран - Леонид Влодавец Страница 23

Однако начальника охотского это сильно испугало: шутка ли, три года под его командой вор и бунтовщик укрывался! Того гляди, с самого взыщут, в потворстве обвинят. И решил начальник Клеща с доводчиком зимним путем на олешках в Якутск отправить при бумаге. Но сержанту, который ясашным обозом командовал, тайно приказал, чтоб ни Клещ, ни доводчик живыми в Якутск отнюдь не попали. Бежать-де пытались, да команда, службу исполняя, их и застрелила. Так бы тому и быть, но мороз сержанта подвел, кремень пистолета приморозил. Осечка вышла, а Клещ и впрямь убег. Немногим этот побег от смерти отличался…

Нарочно Клещ в тайгу бы ни в жисть не подался. Да без ножа, без ружья, без кресала даже. Малица была, конечно, тепло берегла, но жрать-то нечего. Трое суток, однако, выдержал, на болото заснеженное вышел, клюквы мерзлой набрал, которую глухари обклевать не успели. Осень была все же, не зима еще, октябрь только.

На шестые сутки выбрался Клещ к зимовью. Там-то и отогрелся. И кресало нашлось, и мука, и соль, и еще чего-то. И ружьецо было, и порох, и свинец. С неделю Клещ пожил, а на другую неделю явилась артель промышленная, шестеро мужиков.

Врать таким Клещ не стал — не глупые, сами видят, что беглый, — сказал, за что ищут да как до жизни такой доехал.

Прибился Клещ к зверовщикам, закочевал с промышленниками по тайге. Узнали, что грамотен да арифметику разбирает, приспособили его за амбарщика. Потом Клеща заезжий купец приманил, увез в Иркутск, хотел было на Кяхтинский торг послать, да опять незадача вышла. Как раз в те поры пришел в Иркутск обоз с ясаком, который якутский губернатор отправил. А при том обозе — сержант из Охотска. Его в конвой из Якутска послали, а вместо него в Охотск штрафного направили. Поскольку Андрюха по росписи якутского губернатора уж полгода как убиенный числился, сержант Андрюху узнавать не стал — себе дороже выйдет. А Клещ порешил с обозом в Россию идти. Ну, поговорил с сержантом тихим образом — тот его и взял с собой охочим человеком. До Тобольска доехали и живые остались. Продал Андрюха свою долю, от зверовщиков полученную, прибавил купецкое жалованье, прикинул, какой товар русский в Сибири ценят, и при двухстах рублях капиталу поехал в Россию. Торговать!

Чего его, дурака, так тянуло? Хорошо еще на Яик, то бишь на Урал родной, не сунулся. Другие-то рады были от Руси на тыщи верст удрать, бежали от барщины да розог, а Клеща вот обратно понесло. Пашпорт, правда, ему в Сибири какой-никакой выписали, и подорожную имел на торгового человека Ивана Петрова, приписанного к посаду града Тобольска.

Только вот бумага бумагой, а и морду прятать надо. Опять Клеща признали, когда ехал он в Москву. Шел бы пехом — не разглядели, а он, дурень, коня купил да верхом ехал. А навстречу по дороге тарантас с барином.

Не узнал Клещ барина, а барин его рассмотрел. В семьдесят четвертом году скобленул его Клещ саблей и левое ухо наполовину срезал, да и на самой голове затес оставил. Вот барин и припомнил. И только кучер его тарантасом дорогу закрыл, как с запяток гайдуки соскочили. Стащили наземь, кушаками скрутили.

Барин этот был захудалый — захудалей некуда. Хоть и разъезжал в тарантасе с кучером да парой гайдуков — а все одно нищий. Деревня донельзя обобрана, солому с крыш жует, да тут еще беда — рекрута надо на цареву службу выставлять, а подходящий парень только в семье старосты — сын его.

Хотел помещик Клеща от щедрот своих выдрать да в Тайную экспедицию отправить — мятежник ведь! Выдрать выдрали, аж двести ударов на задницу наложили, а ежели в пучке по десять розог увязано было, то, считай, две тыщи. Но в Тайную экспедицию не повезли. Забрили Клещу лоб, на сороковом-то году жизни…

По возрасту Клещу бы милое дело в гарнизоне остаться с инвалидами. Но Клещ прикинул, что его годным признали, так надобно себе возраст скинуть, сказал, будто не сорок лет ему, а тридцать. Зачем врал? А затем, что как бороду с него соскоблили да волосы под горшок постригли, он и впрямь помолодел да и на себя стал мало похож. Однако ж мог еще какой-никакой недорубленный офицер найтись, который припомнит бунтовство? Мог. А у Клеща в записи стоит — «от роду 30 лет». Не тринадцатилетний же с тобой рубился?! Обознались, ваше благородие!

От враки этой иная беда вышла. Отправили Клеща в Дунайскую армию, под крепость Измаильскую.

Тут-то Клещ и понял, каковы настоящие-то крепости бывают. Вся Гижига поди целиком в один редут Табия влезла бы, да еще и место бы осталось. Вот ее-то и пришлось штурмовать Клещу. Много чего было…

Через год без малого вышло с турком замирение. Андрюха в капралах уже ходил, да подхватил холеру. Помереть бы должен был, но бог помиловал, или черт приберег — выздоровел. Скелет-кощей краше смотрелся. Ветром шатало. Выписали ему подорожную и абшид на год. А куда ехать? Вышло, что в ту губернию, где его рекрутское присутствие записывало, будто барского человека. Так у него ж там ни родни, ни друзей. Одна радость — через Москву дорога. Где пешком, где подводой, где на палочке верхом добрался Клещ до Белокаменной.

На Калужской заставе кабак стоял. Зашел туда Клещ подкрепиться, а там знакомое лицо. Батюшки-ампиратора Петра Феодоровича верный казак Лукьян Чередников. Хоть и поседел и бородища отросла на две ладони, а узнать можно. И Клеща он, хоть и не сразу, да признал. У Клеща тогда много опаски было, да и Лукьян сомневался. Тем более что каждый не под своим именем состоял. Лукьян кабаком уж пятый год промышлял да окромя того краденым приторговывал.

Но однако ж столковались они с Лукьяном.

Пропил Клещ и мундир, и штиблеты казенные, и все иное, что с солдатчиной вязалось. Поменял все на вольную одежку и пошел воровать. С тех пор тем жил и уж давно атаманил в ватаге. Уважали его лихие люди. Сам Клещ на добычу теперь не ходил. Дела правил. К нему наводчики приходили, говорили, где чего плохо лежит. К нему же полицейские сыщики на поклон шли: «Отдай-де, батюшка, кого не надобно, чтоб начальство не ругалось». Своих Клещ не отдавал, ежели хорошо работали. Ну а если видал, что кто-то от общества отстает, свою мошну копит, — того не миловал. Коли много знал такой, то ножик под ребро — и в Неглинку, в Яузу, в самою Москву-реку. Ну а дурака и отдать можно, пущай в Сибири живет, если в Москве не хочет. Зато и сыщики Клеща верно извещали, когда ловить его пойдут. Москва большая — ищи ветра в поле! В ней такие дыры есть — сто лет не разыщешь. Так и Катерину пережили, и Павла, и при Александре Палыче зажили… А тут и война грянула…