Экспедиция в один конец - Андрей Молчанов Страница 23

Забелин, механически улыбаясь, вздохнул. Подумал: "Вот твоя нынешняя компания — осколки бывшей Страны Советов, нынешняя нью–йоркская лимита, собранная магнитом ложной американской мечты… Сегодня магнит поменял полярность и выталкивает тебя в прошлое. И кто знает, может, вскоре увидишь ты в тусклом сером экранце монитора лежащую на дне лодку с твоим дружком Димой, и вспомнишь ее иной — стоящей, притопив китовьи бока, солнечным деньком у причала, и дружка жизнерадостного вспомнишь, чьи иссохшие останки, зеленые от радиации, разваливаются сейчас на таких же бирюзово фосфоресцирующих во тьме свинцовых сотах пола в реакторном отсеке, задраенном наглухо и навсегда…"

Внезапно ему показалось, что из этого морского похода он уже сюда не вернется, поход будет последним.

То ли от выпитой водки, то ли от нервного прошедшего дня к нему пришло впечатление, словно его настигла и теперь уносит от берега властная, горделивая волна. И вдруг показалось, будто он давно знал, что будет сидеть в этой гостиной в предчувствии, будто видит ее в последний раз, и захочет отказаться от плавания, от предложенной работы, а человек, сидящий напротив, скажет, что это глупость, а он будет упорствовать, что никуда завтра не пойдет, но, покинув этот дом, сдастся и отправится в проклятый офис.

— Завидую, — говорил Борис, вновь наполняя рюмки. — Мне бы кто предложил прошвырнуться по морям–океанам…

— А я вот думаю отказаться, — проронил Забелин.

— И дурак! Здесь хочешь сгнить?! У меня — ладно, гиря семьи на ноге, умею только баранку крутить, поскольку имею две левые руки и башку, в которой одни хохмы, да и те про себя самого… Я даже не еврей, а так… просто устал. А у тебя — профессия!

— Да поздно уже… — покривился Забелин. — Вышел запал.

— Ну, чувствую, ты устал больше меня… — Борис укоризненно покачал головой. — Тебе же серьезную протекцию устроили! Молчание — золото, слово серебро, а замолвленное словечко — брильянт! Отвергни его — обидишь солидных людей. А придешь к ним снова — они тебя пошлют… Иди, скажут, к господу богу, у него своих забот нет…

Забелин посмотрел в потемневшее окно.

— Пойду. — Тяжело приподнялся из кресла. Вновь ударила боль в бедро, спиралью спустилась ниже, кольцом охватив колено.

— Да погоди, жена придет, ужин сготовит… Посидишь между двух лиц противоположного пола с синяками на рожах, желание загадаешь…

— А ей‑то как синяк пристроился?

— Да сплю беспокойно, двинул ей локтем… Шипит, говорит, теперь на работе не появиться, пудрится…

— Почему? Бьет — значит, любит. Или — ревнует, тоже неплохо.

— У нее другой аргумент, — вздохнул Боря. — Не ревнует — значит, уважает!

— Давно я уже позабыл такого рода диалоги, — сказал Забелин. — Но впрочем, сегодня с хозяйкой своей объясниться тоже придется…

— Относительно несостоявшегося брака по расчету? — спросил Борис.

— М–да, — буркнул Забелин, надевая пальто. — Жених уходит в солдаты, так что надейтесь и ждите, свадьба откладывается.

— Представляю восторг невесты, — сказал Боря. Поднявшись скрипучей деревянной лестницей, заваленной пакетами с мусором, на свой этаж, Забелин, открыв хлипкую входную дверь, сбитую из фанерных листов, вошел в коридор, куда незамедлительно выглянула невеста Нина.

Она уже собралась ложиться спать, и на ней был ситцевый халат, из‑под которого выглядывала ночная рубашка.

— Ужинать будешь?

Забелин отрицательно качнул головой. Сказал, усаживаясь за обеденный стол в гостиной:

— У меня новости. Нашел работу.

— Прекрасно! — воодушевленно произнесла она, присаживаясь напротив него со сложенными на коленях руками.

Забелин размеренно поведал о предстоящем ему морском походе неопределенного по протяженности срока, отмечая, как на лице сожительницы явственно проступает унылое разочарование.

— Значит, — вывела она резюме, — вступив в гражданский брак в начале осени, мы прожили в мире и согласии до самого ее конца, так? Результат, достойный Книги рекордов. — В голосе ее звучал вызов.

— А что делать? — спросил он равнодушно. — Отказаться от работы и сесть тебе на шею?

— Я же сказала, что куплю тебе машину!

— Таксист — не моя специальность, — отрезал Забелин. Она поднялась из‑за стола, нервно подошла к плите, включила под чайником газ и тут же его выключила, с силой крутнув обратно ручку регулятора.

— Почему‑то только проходимцы мимо меня не проходят — подытожила с чувством. — В общем, все ясно: сделал дело — бабу с воза.

— И получил землетрясение в пять баллов. — Беспечно улыбаясь, Забелин встал, обнял ее за плечи.

От волос ее тянуло горьковатыми дорогими духами. Он почувствовал активную работу желез внутренней секреции — всех сразу, словно невидимый дирижер взмахнул палочкой и такой же невидимый оркестр грянул боевой марш.

— Да пошел ты! — зло оттолкнула она его локтем. — Нашел… дуру на общественных началах!

— Но, Нина…

— Ишь ты, умник! — Лицо ее исказила гримаса ненависти и отвращения. Запахнув халат, она, передернувшись от негодования, отступила от него к стене. — Решил хорошо устроиться! Дуру нашел! Ага! Поцелуй меня в задницу!

— С удовольствием! — оживленно отозвался Забелин. Не найдя подходящей для ответа колкости, она яростно выдохнула воздух через нос — и скрылась за дверью своей комнаты, щелкнув задвижкой запора. Затем дверь открылась вновь, и последовало напутствие:

— Обращайся в Красный Крест, там все бесплатно! — После чего вновь сработала задвижка.

Забелин, посмотрев в настенное зеркало, озорно себе подмигнул, подняв кверху большой палец.

Что же… Вот он, оскал капитализма. Вот те клыки, которые рано или поздно вцепились бы ему в горло. Избежал‑таки. Сумел.

И выбор теперь стал очевиден и прост: отныне он живет в своей комнате, спит на бугристом матраце старой кровати, очевидно, притащенной сюда с какой‑то негритянской помойки, завтра идет на работу и начинает потихонечку собирать походную сумку.

Все в порядке, капитан! — шепнул он себе под нос, пытаясь удобнее устроиться между выпирающими пружинами своего сиротского ложа и вспоминая удобную, в полкомнаты, постель разобиженной на него хозяйки. — Именно в полном порядке, как при боевом расчете! Туман рассеялся, орудия противника стали видны отчетливо расчехленными… А вот бы влип, а?!