Последняя роль - Фридрих Незнанский Страница 23

— Завтра.

— В завтрашнем номере? Отлично. Будьте любезны, пришлите мне мой комментарий на визирование. Это возможно?

— Думаю, да.

— До свидания.

Митрохин пожал журналисту руку, затем повернулся и снова зашагал к офису. Журналист думал было увязаться за ним, но невысокий, коренастый человек, подошедший откуда-то сбоку, сунул ему под носу удостоверение и грубо оттеснил его от бизнесмена.

Митрохин уже поднимался по ступенькам, когда кто-то схватил его за рукав и силой развернул к себе. Илья Иванович недоуменно уставился на наглеца.

— Опять вы? — выдохнул он, багровея от ярости. — Я ведь, кажется, сказал вам, чтобы вы…

— Нам нужно поговорить, — перебил его Голованов.

— Я уже говорил сегодня с вашими коллегами из милиции, — угрюмо сказал Митрохин. — Разве этого мало?

— Говорили, — согласился Голованов. — Но мы с вами подписали договор. А дело не закончено. Вы конечно, можете просто повернуться и уйти, но в таком случае у вас будут большие проблемы.

— У вас тоже! — быстро проговорил Митрохин.

Голованов улыбнулся.

— Допускаю, — сказал он. — Но проблемы не нужны ни вам, ни нам. Лучше решить все «полюбовно». Вы ведь не против простого разговора?

— Вообще-то, мне с вами не о чем говорить, — пробурчал Илья Иванович, с явным неудовольствие поглядывая на Голованова. — Но так и быть. Чего вы от меня хотите?

— Обнаружились некоторые неувязки. Возникли вопросы к вам. Появилась информация, что вы знали, кто на вас покушался. А гибель вашего партнера, как раз вам на руку вышла.

Лицо Митрохина вновь налилось багровой краской ярости.

— Я не понимаю… — прорычал он. — И вообще, я не намерен с вами разговаривать! У меня много дел!

— Ничего, дела подождут, — спокойно и веско сказал Голованов. — Вы все предусмотрели. И машину новую себе заказали точно к моменту взрыва. И страховка у вас была максимальная. Надеюсь, вы предпочитаете побеседовать в офисе? В противном случае я подключу к делу своих коллег из уголовного розыска, и беседу мы продолжим на Петровке.

Митрохин задумался. Похоже, столкновение с МУРом не входило в его планы. Наконец, он кивнул и сказал:

— Хорошо. Мы поговорим. — Затем толкнул дверь офиса, посторонился, давая Голованову войти, и рявкнул: — Проходите!

20

Спустя два часа Сева Голованов переступил порог кабинета начальника МУРа Владимира Михайловича Яковлева. За ним, неуверенно и пугливо озираясь, семенил рослый толстяк с красным, потным лицом.

— Вот, — сказал Голованов, закрывая за ним дверь. — Это и есть гражданин Митрохин.

— Проходите, — сухо сказал Яковлев и указал на стул. — И присаживайтесь.

— Благодарю вас, — промямлил Митрохин, подошел к стулу и как-то неловко, бочком, уселся на него.

— Вы хотите дать показания по поводу взрыва в вашей машине, правильно я понял? — так же сухо осведомился Яковлев.

— Совершенно верно, — промямлил Митрохин, доставая из кармана платок. Он промокнул потный лоб и щеки и снова убрал платок в карман.

Яковлев достал из ящика листок бумаги, взял из бронзового стаканчика авторучку и приготовился писать. Он любил такие эффективные «примочки»: генерал а сам ведет протокол, словно простой опер. Действует на «фигурантов»…

— Начинайте, — сказал он.

Митрохин оглянулся на Голованова, который тем временем спокойно устроился

в кресле, будто, был здесь своим, и сдавленно произнес:

— Прямо сейчас?

— А чего тянуть-то? — пожал плечами Яковлев.

— Гм… А… с чего же начинать?

— С самого начала. С того момента, как встретились в тот вечер с сотрудником агентства «Глория» Антоном Плетневым.

— Ну да, ну да, — покивал Митрохин, снова промокнул мокрый от пота лоб черным шелковым платком и приступил к рассказу.

Говорил он медленно и сбивчиво. Время от времени Яковлев прерывал его, чтобы уточнить какую-нибудь деталь или вернуть рассказ толстяка в нужное русло.

Через полчаса Митрохин закончил. Казалось, рассказ этот вытянул из Ильи Ивановича последние силы. Он весь как-то сник и даже немного осунулся.

Яковлев пододвинул к нему несколько листков бумаги, исписанных крепким, размашистым почерком.

— Ознакомьтесь и распишитесь, что с ваших слов свидетельские показания записаны верно, — сухо бросил он, хмуря брови и не сводя с лица толстяка пронзительных глаз.

Митрохин вздохнул и принялся уныло просматривать листки, водя по строчкам толстым, волосатым пальцем.

— Всё верно? — с иронией спросил начальник МУРа.

— Э-э… Вот здесь… — Митрохин ткнул пальцем в листок бумаги. — Я вам сказал: «Я второй раз позвонил Плетневу без четверти двенадцать». А вы написали — в двадцать три сорок пять.

Яковлев насмешливо сощурил недобрые глаза.

— Это одно и то же, — жестко сказал он. — Так точнее. А то можно подумать, что это без четверти двенадцать дня было.

— Да-да, вы правы, — закивал Митрохин, поняв, что оплошал. И даже заерзал на стуле от переполнявшего его чувства неловкости. — Пардон, — снова замямлил он, — а где же про то, что в ноль двадцать мой заместитель заезжал во двор моего дома, и я видел из окна и его, и Плетнева?

— Это будет дальше. Несколькими строками ниже.

— Почему же вы так записали? — промямлил Митрохин сбивчиво.

— Как говорили, так и записал.

Митрохин опустил голову и снова уставился в листок бумаги. Яковлев смотрел на него с брезгливым юмором.

— Послушайте, гражданин Митрохин, — заговорил он так неожиданно, что толстяк вздрогнул и едва не выпустил листки бумаги из подрагивающих рук. — Что это вы три дня ждали, и вдруг пришли показания давать? Если так волнуетесь, что невинный человек в изоляторе сидит. Или вас кто-то к этому принудил?

Глаза Митрохина забегали. Под пристальным взглядом генерала он совсем потерялся.

— Видите ли, — промямлил он. — Я был вынужден экстренно отъехать, и не знал, что господин Плетнев задержан. Как только смог, сразу явился исполнить свой гражданский долг.

— Гражданский долг, значит? — Яковлев усмехнулся, и от его сатанинской усмешки Митрохину стало совсем нехорошо. — А как насчет новой машины, которую вы так предусмотрительно заказали? Как насчет ваших чрезвычайно запутанных финансовых дел? Как насчет того, что смерть партнера была вам выгодна?

— Я не понимаю… — испуганно проговорил Митрохин, безуспешно пытаясь достать из кармана дрожащими пальцами свой промокший платок. — Какое это имеет… Я ведь пришел, чтобы выгородить… Вернее — помочь…