Свинцовый взвод - Сергей Самаров Страница 22

– Бывали случаи и обратные, – сухо возразил старший лейтенант. – Помогите мне сесть…

Эмир Хамид шагнул ближе и приподнял плечи старшего лейтенанта. При этом чуть-чуть оттащил его и прислонил спиной к сильной лапе упавшего дерева.

– Бывали в военной истории и совсем удивительные случаи…

– Пропаганда… – отмахнулся рукой Улугбеков. – Меня еще мой покойный отец учил пропаганде не верить. С самого детства.

– А взятие дворца Амина в Кабуле? – спросил Раскатов. – Слышали про это?

– Как не слышать? Слышал. И все говорят только о тех парнях из КГБ, из которых потом группу «Альфа» создали. Да, они участвовали. А все сделали не они одни. Все сделали два мусульманских батальона спецназа ГРУ, составленных в основном из парней с Северного Кавказа. Но их везде называют просто двумя батальонами поддержки. Или мусульманскими батальонами. И нигде не говорят, что это был спецназ ГРУ. Вы, старший лейтенант, должны сами знать, какая это сила – два батальона спецназа ГРУ!

– Я знаю, что там участвовали два мусульманских батальона, до этого охранявших советское посольство и торгпредство. Но только от вас слышу впервые, что это были батальоны спецназа ГРУ. Тогда это меняет всю картину. Я знаю, что такое два батальона спецназа ГРУ. Они могли взять штурмом дворец Амина и без парней из КГБ.

– Вот я и говорю – пропаганда. Нужно было для создания «Альфы» поднять авторитет КГБ, его и подняли. На чужой крови. А любая пропаганда – это обыкновенная реклама. Но реклама всегда, как раньше, так и сейчас, зиждется на обмане. Не обманешь – не продашь. Вот я, старший лейтенант, лет на двадцать вас старше, если не больше. Вы не помните старые магазины, а я помню. Маленьким мальчишкой был, шел по улице с отцом, остановились мы у витрины булочной. А там, за стеклом, такие красивые и аппетитные пряники лежат! Я стал просить отца, чтобы купил. Просто слюни побежали от внешнего вида. Вот тогда отец и сказал мне, что вся жизнь наша, все важные моменты жизни, строятся на обмане. Тот пряник в витрине был терракотовым. Сделанным из глины, обожженным и раскрашенным. Я очень уважал своего отца, и тогда, и особенно теперь, когда его нет в живых. И сразу поверил, потому что отец никогда меня не обманывал. Он всегда видел, когда говорят неправду, и меня научил отличать искренность от лжи. И в мелочах, и в крупных делах. Даже в быту и в политике, где вообще, по большому счету, правду отыскать практически невозможно. А когда я чуть постарше стал, научил отличать ложь от заблуждения. Люди часто заблуждаются. Нам с детства, например, говорили: «Мойте руки после посещения туалета. Это гигиена». Но это заблуждение. Если говорить о гигиене, то руки следует мыть сначала перед посещением туалета, а потом уже после.

– Извините, Хамид Абдулджабарович… Я правильно произношу ваше отчество?

– Правильно. Моего отца, про которого я только что рассказывал, звали Абдулджабаром.

– Чем ваш отец занимался? Я соглашусь, что он был мудрым человеком.

– Раньше он преподавал, как и я, историю. Только в школе. Но устал учить детей лжи, которая написана в учебниках, и стал учить настоящей истории. Его из школы выгнали. После этого он занимался разведением собак. Кавказских овчарок и алабаев. Продавал для боев уже обученных собак. Не просто щенков, а подрощенный и социализированный собачий молодняк, готовый к тому, чтобы через какое-то время участвовать в испытаниях, как и тогда и сейчас называют собачьи бои. Подготовить такую собаку – это тоже наука. Но собаке, в отличие от человека, верить следует всегда. Она не умеет обманывать. Только иногда хитрит, но ее хитрость обычно бывает заметной.

– Так вот, Хамид Абдулджабарович, извините меня, но я не совсем понимаю, к чему вы завели этот разговор, когда у нас достаточно сложное общее положение. Если это просто разговор от нечего делать, то уверяю вас, что я не настолько хорошо себя чувствую, чтобы его поддерживать. Мне даже слушать трудно и трудно концентрироваться на вашей мысли. Наверное, у меня одностороннее сотрясение мозга. Мне больно смотреть влево.

– Я не склонен к излишней болтовне, если вы что-то обо мне знаете. Я просто с помощью логики пытаюсь поставить жирную точку над «i» и уберечь вас от никчемных расчетов, как отсюда, из тылов двух отрядов, управлять боем. Во-первых, я не верю, что ваш взвод сможет пробиться в ущелье и спасти нас…

– Тогда я буду вынужден сообщить вам, что уже, наверное, совершили посадку два вертолета со спецназом ФСБ, который тоже примет участие в операции. И тогда соотношение сил будет как раз такое, о котором вы говорили, упомянув классическую военную науку – три к одному.

– И вы намерены управлять боем?

– Мне хотелось бы это сделать.

– Каким образом? Мы не сможем прорваться через линию обороны ущелья.

– Управлять можно и отсюда. По телефону. Это даже выгоднее. Отсюда мне будет лучше видно слабые стороны противника, и мои подсказки будут более действенны. Как раз они смогут обеспечить победу федеральным силам и помогут избежать излишних жертв.

Эмир Хамид думал недолго:

– Тем более… Тем более… Постарайтесь понять меня правильно. Это мое «тем более» имеет отношение к тому, что я намеревался сказать дальше. Итак, во-вторых… Я, как вам хорошо известно, поскольку у вас в планшете даже ориентировка на меня имеется, нахожусь в розыске. И для меня безразлично, какая из двух сторон выйдет победителем, федералы или отряды Парфюмера с Чупаном. Я не испытываю теплых чувств ни к тем, ни к другим. Наши с вами личностные отношения – это совсем другой вопрос. Вы спасли меня. Я умею чувствовать благодарность. И не люблю быть в долгу. И я тут же с вами рассчитался. Я спас вас. Значит, мы в расчете. При этом я отдавал себе отчет, что спасаю офицера федеральных сил, который за мной охотится. Должен ли я, вам в благодарность за спасение, сдаться? Как вы считаете?

– Я не могу дать никакого совета. Каждый решает подобный вопрос самостоятельно.

– Если бы не случай, позволивший мне вас спасти, я, вероятно, чувствовал бы себя в долгу и был бы только вашим помощником в действиях против Парфюмера и Чупана. Но Аллах решил по-другому. Он предоставил мне возможность ответить равноценно. Я сразу предупрежу, что не вижу в вас, старший лейтенант, врага. Более того, я даже испытываю к вам непонятные теплые чувства. Да, я читал однажды, что, спасая человека, ты относишься к нему более тепло, чем к тому, кто спасет тебя. Это какая-то философия. Не помню даже точно, у кого это читал. И только теперь начинаю понимать автора. Есть в этом доля правды. Но в любом случае, старший лейтенант, прошу вас учесть, что я не намерен попадать в руки ни к тем, ни к другим, поскольку и те, и другие постараются уничтожить меня. При этом, как человек честный и сильный, я понимаю, что и вас бросить здесь – это обречь на смерть. Вы не в состоянии будете за себя постоять.

– Я хорошо стреляю, – сказал Раскатов убедительно.

– Я экспроприировал ваш автомат. Теперь хорошо стрелять буду я. А автоматы убитых вами и мной бандитов вместе с телами скатились под склон. Могли и на дно ущелья свалиться. Склон крутой. Пытаться их достать – опасно для жизни. Тем более для людей, не вполне здоровых физически. Вот-вот внизу разгорится бой. Если вы будете сверху помогать, федералы смогут прорваться и уничтожить людей Парфюмера и Чупана. Без вашей помощи они этого сделать не смогут. Их не пропустят минометы.