Бомба из прошлого - Джеральд Сеймур Страница 22

Кристофер Лоусон открыл кейс, достал несколько фотокопий и протянул полицейскому. Тот взял бумаги, бегло просмотрел фотокопии, прочитал заключение, в котором удостоверялся факт управления автомобилем в состоянии алкогольного опьянения и значилось имя нарушителя.

— Невероятно. — Джордж покачал головой и отодвинул бумаги. — Роулингс не пьет. Вообще. Это какая-то бессмыслица.

— Смысл есть, — возразил Лоусон. — Кое у кого появляется возможность для продвижения по службе, что только на пользу нам. Когда вы с ним встречаетесь?

Ему сказали. Он попросил, не объясняя, как намерен воспользоваться полученной информацией, принести досье на работающего под прикрытием агента. Возражений не последовало. Джордж неохотно снял трубку и распорядился принести досье. Все молчали. Лоусон снова откинулся на спинку стула, словно испытывая крепость ножек. Роб остался у окна, наблюдая через щель в жалюзи за полетом чаек. Вид у него был потерянный, как у человека, утратившего нечто ценное, например веру. Принесли досье. Девушка в высоких, на шнуровке ботинках выглядела грозно, будто готовилась к стычке с врагом. Дополнительную миловидность ей придавал искаженный гневом ротик. Лоусон с первого взгляда зачислил ее в категорию «девушка Пятница». Папку она протянула своему начальнику, но Лоусон перехватил ее, выбросив руку с быстротой атакующей змеи. Секунду-другую папку держали две руки, потом одна, та, что послабее, опустилась.

Лоусон поднял папку над плечом. Ее взяли. Зашуршали страницы. Все молчали. Он подумал, что у Роба, наверное, уже ничего не осталось от ногтей, а все чайки над пристанью отслежены и пересчитаны. Снова зашуршали бумаги. Лоусон поднял руку, принял файл и, не говоря ни слова, передал девушке, которая обожгла его полным ненависти взглядом.

Не обошлось, конечно, без последней попытки. Мяч в корзину послал Джордж.

— Наш человек работает в очень трудных обстоятельствах. Действовать необходимо крайне осторожно, не подвергая его ненужному риску.

Лоусон загадочно улыбнулся, ничем не выдавая своих намерений. Клипер Рид называл агентов грибами разведчика. «Знаешь, Кристофер, — говаривал он. — Их лучше держать в темноте и подкармливать дерьмом». Лоусон всегда посмеивался, когда техасец изрекал такого рода истины.

— У меня дела. Прошу извинить. Джентльмены, леди… Спасибо, что нашли для меня время. Дело идет к развязке, и, полагаю, для него потребуются смелые люди.

* * *

Дождь усилился. На участке от Познани до границы скорость пришлось сбросить, а на подъезде к мосту образовалась целая очередь из тяжелых грузовиков. Шесть часов превратились в десять, но последний отрезок, по автобану, прошли быстро.

Машина миновала серое, массивное здание российского посольства, обогнула ворота и повернула влево. В стороне остался памятник убитым евреям — огромное пространство темных каменных блоков, напоминающих ряды гробов. Ворота подземного гаража открылись, и автомобиль, съехав вниз, остановился. Вайсберг открыл глаза.

Дома.

Мужчины поднялись на лифте. Так было всегда: Михаил сопровождал хозяина от машины до лифта, а потом от лифта до двери пентхауса. Бывший кагэбэшник, он прекрасно знал теорию ближней защиты и умело применял ее на практике. Потенциальная мишень наиболее уязвима в момент прибытия к месту назначения.

Ройвен Вайсберг вставил ключ в замочную скважину и осторожно повернул.

Он знал, что она ждет и будет бранить за опоздание, и уже приготовился объяснить, что задержался из-за разлившейся речушки к западу от Познани. Едва открыв дверь, он услышал ее шаркающие шаги. Михаил всегда оставался с ним до этого момента и, лишь убедившись, что все в порядке, спускался вниз, мыл машину и ехал на заправку. Бабушка и внук оставались одни.

Он обнял ее.

Она утонула в его медвежьих, удивительно нежных объятиях и подставила поочередно обе щеки. Он прижался губами к сухой, морщинистой коже. Помутневшие, словно застланные дымкой глаза влажно блеснули. Влажными они были от инфекции, но не от слез. Ройвен никогда не видел ее плачущей. Ему шел сейчас сороковой год, и последние тридцать пять лет заботилась о нем, помогала ему и любила его — она. Потянувшись к нему, старушка поднялась на цыпочки. Маленькая, 1,61 м. Легонькая, меньше 48 кг. Одетая во все черное: черные туфли без каблука, толстые черные чулки, черная юбка, черная блузка и — для нее зима еще не закончилась — черный кардиган на плечах. Ни украшений, ни косметики. Волосы — белые. Такими белыми, как свежий снег, они были всегда, сколько он себя помнил.

Ройвен разжал объятия, и она посмотрела на него снизу вверх.

— Ты опоздал. Я ждала. Приготовила ужин, а теперь все уже испортилось.

Он рассказал о залитой водой дороге к западу от Познани, об очереди у моста через Одру.

— Ты поел?

— Нет.

— Тогда я что-нибудь приготовлю. Но сначала прими душ. Умойся и приходи в кухню — все будет уже готово.

Он не стал говорить, что не хочет есть, что у него давно уже нет аппетита.

— Что нашел?

Ройвен рассказал о поисках в лесу, на которые потратил целое утро, и о том, что так и не нашел никакого углубления, которое могло бы обозначать могилу. Рассказал, как сидел потом под деревом и слушал пение птиц, а еще позже, уже вечером, наблюдал за деревянным домом в лесу.

— И ты не видел того мерзавца, что был тогда ребенком?

Он ответил, что Тадеуша Комиски в доме не было, а был только пес, который и предупредил хозяина лаем.

Старушка сжала кулаки.

— Но когда-нибудь ты его найдешь?

— Найду, — пообещал Ройвен, глядя в глаза цвета чая с небольшой добавкой молока. Но слез в них не было. Он сказал, что два человека уже выехали, что их путешествие началось и что назад дороги нет. Не слишком ли велик риск? Нет, ему так не кажется.

Он наклонился, поцеловал ее в лоб и пробормотал, что ей приходилось рисковать куда сильнее.

— От тебя плохо пахнет. Иди и умойся.

И Ройвен Вайсберг, бывший авторитетом в Перми в двадцать один год, державший в руках овощной и фруктовый рынок, возглавлявший бандитскую империю в Москве и крышевавший иностранных бизнесменов в двадцать восемь, а теперь контролировавший нелегальное предприятие в германской столице и собиравшийся провернуть самую крупную и самую рискованную в своей жизни сделку, послушно отправился в душ. Потому что так велела бабушка.

Ройвен никогда и ни в чем ей не отказывал и не перечил.

* * *

— Ты спал?

— Да. Пока ты меня не разбудил.

— Выспался? Или только что уснул? Я потому спрашиваю, что мы вроде бы собирались выехать пораньше.

Глядя на майора Яшкина, скорчившегося на заднем сиденье «полонеза», Моленков вытер лицо. Сам он чувствовал себя отлично, потому что успел спуститься к реке, умыться и почиститься. На берегу было двое рыболовов, но они ничего ему не сказали, а он ничего не сказал им. Старая привычка — занимайся своими делами и не суй нос в чужие. Умывшись, он прошел до ближайшей булочной, купил свежего хлеба и вернулся к машине.