Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть! - Сергей Нуртазин Страница 21

– Хорошие слова. Чьи это стихи?

– Николая Гумилева.

– Но ведь его стихи…

– Я знаю. Когда у отца на заводе начались аресты, мама велела выкинуть все книги, которые могли посчитать вредными. А хочешь, я прочту тебе стихи других поэтов?

Нежный шепот Маши донесся, словно издалека:

– Не надо. Лучше поцелуй меня.

Гришка придвинулся к Маше, рука нащупала под льняной тканью ночной рубашки трепещущее теплое девичье тело. Губы коснулись нежной кожи чуть выше ключицы.

– Гриша, любимый!

Маша обняла его за шею. Ладонь Гришки скользнула вниз, к гладким упругим ногам девушки. Поцелуи Гришки покрыли ее лицо.

– Маша, Машенька! Милая!

Она вскрикнула, крепко сжала пальцами его плечи…

* * *

Война была где-то далеко, чувство безмерного счастья овладело Гришкой. То, что случилось, было впервые в его жизни, как и в жизни Маши. Ее голова покоилась на его груди. Он нежно погладил шелковистые волосы девушки. Она всхлипнула. Гришка повернулся, Маша откинулась на спину, закрыла лицо ладонями.

– Ты плачешь?

Маша промолчала. Гришка провел пальцами по ее влажной щеке, обеспокоенно спросил:

– Что случилось?

– Я боюсь.

– Чего.

– Того, что нас ждет.

Гришка убрал Машины ладони с ее лица, поцеловал мокрые от слез глаза.

– Нас ждет долгая и счастливая жизнь. Разобьем фашистов, кончится война, мы поженимся, и все у нас будет хорошо. Ты родишь мне много детей. Мы построим большой светлый дом с верандой, с балконом где-нибудь на берегу реки. Разведем яблоневый сад, посадим клумбы с цветами, как твоя тетя. Ты будешь варить яблочное варенье, мы будем пить на веранде чай, купаться в реке. Если захочешь, то мы поедем в Ярославль, к моей маме. Я буду работать на заводе, где работал отец, а ты будешь сидеть дома и воспитывать наших детей. Ты слышишь?

В ответ Гришка услышал лишь тихое сопение. Усталость взяла свое, девушка погрузилась в сон. Гришка, наоборот, долго не мог уснуть и сомкнул глаза далеко за полночь.

Этой ночью ему снился большой белый дом с верандой и балконом у берега реки. Клумбы с цветами. Снился цветущий яблоневый сад и Маша. Девушка была в красивом белоснежном платье. Она бегала между деревьями и звала его за собой. Гришка пытался ее поймать, но Маша ускользала из его объятий. Погоня продолжалась, пока он обессиленный не упал на траву. Маша звонко, заливисто рассмеялась, протянула ему руку, ласково сказала: «Гриша, вставай!» В следующий момент Вострецов понял, что эти слова звучат не во сне, а наяву.

– Гриша, вставай!

Вострецов по военной привычке вскочил с кровати, но тут же нырнул обратно под одеяло.

Маша рассмеялась:

– А вчера ты не стеснялся. Одевайся, я на кухню.

Гришка встал, быстро оделся. Кружка крепкого чая с яблочным вареньем привела его в чувство, и вскоре они шагали по направлению к госпиталю. Маша, держась за его руку, попросила:

– Когда подойдем ближе, ты иди вперед, а потом я.

– Я вижу, ты тоже стесняешься.

Маша наклонила голову:

– Мы с тобой еще не муж и жена.

– Значит, поженимся, пока я на фронт не ушел. Или ты против?

– Какой ты быстрый. Надо посоветоваться с братом и мамой. Я рассказывала маме о тебе, она сказала, чтобы я не торопилась влюбляться. Говорит, сейчас и без меня вдов хватает. Сказала, береги себя до окончания войны… Выходит, не сберегла… А если вдруг забеременею? А если с тобой что случится? Как тогда ребенку без отца? Ты об этом подумал?

Мысль, что он может стать отцом, наполнила душу Гришки неизведанным прежде радостным и волнующим чувством. Он нежно обнял Машу за плечи.

– Все будет хорошо. Ты верь мне. Я обязательно буду с тобой и у нас обязательно родится сын, и мы назовем его Николаем.

– Почему Николаем? В честь твоего товарища Селиванова?

– И поэтому, а еще моего отца тоже Николаем звали.

Маша уткнулась головой в его плечо:

– Глупый ты еще, Гриша.

Вострецов насупился.

– Почему это глупый?

– Потому что еще ничего нет и будет ли?

– Будет. Обязательно будет. Меня пока в Астрахани оставляют вместе с Селивановым. Наверное, это продлится не меньше месяца, а там посмотрим, как быть. Ты, главное, жди меня. Как у Константина Симонова: «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди. Жди, когда наводят грусть желтые дожди»…

* * *

Начальник эвакогоспиталя поправил очки, посмотрел в окно.

– Если меня не подводит зрение, это идет ваш товарищ Вострецов, а следом и моя подопечная. Посмотрите.

Селиванов подошел к окну.

– Верно, они. По отдельности идут, вроде и незнакомы. Конспираторы. Вы уж их простите. Сами понимаете, молодость, любовь. Гришка – пацан нецелованный, ему скоро в тыл к немцам отправляться, и вернется он оттуда или нет, неизвестно.

Начальник госпиталя кашлянул, покачал головой:

– Эх, молодежь! А если бы он надумал ночью возвращаться и его остановил патруль? Что бы тогда было? Чем бы это кончилось для него, для Маши, для меня, наконец?! Дисциплина, братец мой, прежде всего. Хорошо, что все обошлось. Ну, да ладно. Я ведь тоже был молодым. Идите. Готовьтесь к выписке. Послезавтра ваше лечение заканчивается.