Белая гвардия - Александр Бушков Страница 21

Мазур нисколечко не сомневался, что это мартышкин труд, что никакой катапульты в лесочке не было и голова подброшена кем-то изнутри. Однако подчиненным знать таких тонкостей не следовало.

Полковник Мтанга наверняка пришел к тем же выводам, но все равно, нагнал в рощицу уйму народу в форме и штатском. Вот у него побуждения наверняка другие: устроив снаружи многолюдную суету, попытаться вычислить затаившегося изнутри вражину…

Сам Мазур, втихомолку будь сказано, в это время отправился по сугубо личным делам. Но это опять-таки специфика военной жизни: чем больше у тебя звезд на погонах, тем больше и возможностей сачковать. В конце концов, у него-то сейчас не было вышестоящего командира, недовольного бездельем подчиненного. А делать ему по служебной линии и в самом деле нечего. Вот Лаврик — тот пашет, как папа Карло, ему не позавидуешь…

Загородную резиденцию Отца Нации Мазур, как обычно, покинул в форме здешнего полковника. В советской ему, согласно инструкциям и пожеланиям Папы полагалось торчать лишь на официальных мероприятиях. А в столице советское военное присутствие и без него с большим успехом обозначали морячки с «Ворошилова», отпускавшиеся в увольнение вопреки обычным правилам ежедневно и в непривычно большом количестве (опять-таки, пожелание Папы).

Машина была гражданская, голубой «рено» — но с желто-черными военными номерами, магически действовавшими на здешнюю дорожную полицию. Водитель-капрал в белых перчатках, едва слышное урчание мотора, приятная прохлада кондиционера… Здешним господам офицерам жилось неплохо — Африка-с. Национальные традиции. И свой этикет. Даже сопливому первому лейтенанту не положено ехать в общественном транспорте или отправляться куда-то пешком на расстояние далее пары кварталов: как минимум на такси и непременно приличного вида. Традиции, ага. Африканский офицер, недовольный своим денежным содержанием и прочими благами, как правило, в первую очередь задумывается о государственном перевороте и с превеликим условием готов к таковому примкнуть, едва прослышав…

Район, куда Мазур направлялся, был из респектабельных, еще колониальной постройки, весь в ухоженной зелени, добротных белых особнячках, красивых уличных фонарях и тротуарах без единой выщерблинки. Справа посверкивал на солнце стеклянный девятиэтажный куб Министерства недр — бюрократы плодятся, как кролики, в старом здании им давно было тесно, вот и отгрохали им новехонькое. Как-никак второе по значению в стране министерство после военного — а по количеству «левых» денежек, которые тут крутятся, даже первое. Контракты на разработку недр, лицензии, всевозможные разрешения, согласования, дозволения, резолюции, печати и штампы… Очень хлебное местечко — и ведь каждый сукин кот, докарабкавшись до кресла, в котором имеет право разрешать и запрещать, немалый процент должен отстегивать Папе…

Ага, подступы к зданию уже полностью очищены от строительного мусора и вымощены красивой брусчаткой кофейного цвета — значит, Папа, как и ожидалось, будет здание торжественно открывать уже в ближайшие дни. То-то там и сям якобы лениво бродят широкоплечие лбы в простецких белых пиджачках, бугрящихся подмышкой — Мтанга уже изучает подступы и выискивает возможные точки. Мазуру завтра, пожалуй, придется заняться тем же самым. Правда, в отличие от некоторых других районов тут гораздо меньше мест, где может засесть супостат-покуситель: поблизости лишь с дюжину тех самых респектабельных особнячков. Как наставлял его полковник Мтанга в свое время, в подобных буржуазных оазисах покушения происходят крайне редко. Ну конечно, и в этом случае во время церемонии в каждом доме будет торчать агент, а то и парочка — но все равно не сравнить с бедными кварталами, где «тихарей» будто натыкано едва ли не больше, чем местного населения…

Машина подъехала к двухэтажному белому особнячку, расположенному аккурат через дорогу от новостройки, как нельзя более подходившему какому-нибудь мирному рантье. Второй этаж и в самом деле был жилой, а на первом и располагался «Русский медведь» — крайне модный среди бомонда как белого, так и черного, антикварный магазин, куда Мазур в свое время заглянул чисто случайно да так и стал захаживать по некоей причине. Денег, чтобы стать здешним завсегдатаем, у него не было (откуда у него такие деньги?), так что пришлось изображать внезапно возникший, пока чисто платонический, интерес к антиквариату. Впрочем, теперь, после конвертика с неожиданным жалованьем, положение изменилось…

Когда машина остановилась, он и не шелохнулся, уже несколько обвыкшийся со своим новым положением. С чего бы это вдруг гвардии полковник, да еще выполнявший при Отце Нации столь специфические функции, самолично открывал дверцу? Как и следовало ожидать, ее проворно распахнул капрал в белых перчатках, и Мазур степенно направился к высокой двери из настоящего черного дерева. Каковую перед ним столь же предупредительно открыл чернокожий швейцар в светло-синей униформе, черной шапочке на манер маленькой треуголки и белых перчатках.

Он оказался в кондиционированной прохладе и благолепной тишине: чистейшие стеклянные витрины, кожаные кресла… Глаза разбегались от здешнего товара: картины, оружие, награды всех времен и стран, фарфоровые и бронзовые статуэтки, затейливые канделябры, расписные и эмалевые вазы чуть ли не в человеческий рост, сервизы, старинные морские компасы… В общем, за неделю не расскажешь. К тому же чертова уйма небольших предметов — совершенно непонятного назначения, он попросту не понимал, что это такое.

Элегантно одетый седовласый негр (с натуральным парижским дипломом искусствоведа, как сказал Лаврик) легонечко поворачивал перед единственной покупательницей какую-то хреновину, больше всего похожую на резную шкатулку, и что-то вполголоса, авторитетным тоном объяснял — специфика заведения категорически запрещала вульгарно повышать голос, размашисто жестикулировать и уж тем более торговаться.

Покупательница, чернокожая толстуха, увешанная золотишком с немаленькими камушками, внимала ему сосредоточенно, даже почтительно. Смешно, но она напомнила Мазуру отечественную завмагшу или хозяйку торговой базы — чем-то неуловимо походила, право слово. Полное впечатление, что сейчас разинет рот от удивления. Мазур быстренько сопоставил эту ходячую выставку ювелирки и надраенный до немыслимого блеска «Ситроен ДС», возле которого остановилась его машина, — ну что, вполне сочеталось. Здешние черные нувориши, до сих пор возникавшие в немалом количестве, кое в чем ничуть не отличались от своих европейских собратьев и предшественников: им точно так же хотелось в кратчайшие сроки придать себе стиль, светский шик, кенгурячьими прыжками догнать прежнюю элиту. А потому они (даже такие вот габаритные бабищи), чертыхаясь в душе, осваивали гольф и лаун-теннис, выкидывали бешеные деньги на полотна старых мастеров, с трудом сдерживая зевоту, торчали на концерте виртуоза смычка с мировым именем. И, конечно же, бросались коллекционировать антиквариат — это так изысканно и светски… Как и европейским предшественникам, им впаривали массу фальшивок, конечно. Только не здесь: Лаврик уверял, что Акинфиев подделками не торгует, все это, снабженное устрашающими, на взгляд Мазура, ценниками, что ни на есть доподлинное.

Бросив беглый взгляд влево, Мазур с радостью убедился, что облюбованный им раритет, ставший вдруг доступным, висит на прежнем месте в компании дюжины других клинков в ножнах и без. Это не могло не радовать, но радость чуточку подпортил тот печальный факт, что Некой Причины, в зале не оказалось.