Ударный рефлекс - Сергей Зверев Страница 21

– Без признаний не обойтись, – возразил брюнет.

– Так ведь та девятиклашка из Ливадии есть! – улыбнулся толстячок. – Думаю, она и расскажет, как надо, и пальцем на того арестованного покажет...

...Уже в ГУВД, монтируя за компьютером отснятый в больнице материал, брюнет почему-то заметил:

– А если все-таки наши сыскари не того «закрыли»?

– Слушай, – вздохнул толстячок. – Нам с тобой что было сказано? Сварганить такую передачу про пойманного маньяка, чтобы все поверили, что это именно он, и Азаренок – прежде всего. Того поймали, не того... Нам-то с тобой какая разница? Главное теперь – показаний той девятиклассницы дождаться!

* * *

Приблизительно в то самое время, когда специалисты из Центра общественных связей ялтинского ГУВД монтировали отснятый материал, по аллейкам Приморского парка прогуливались двое: та самая девушка из Ливадийской школы-интерната и ее отец – моложавый мужчина в строгом костюме и дорогом галстуке.

Медное солнце переваливалось за белесый срез облаков. Зеленоватые черноморские волны шлепали о скалы, рассыпаясь мелкими брызгами. Жадные чайки пикировали и с гортанными криками подхватывались у самой воды. У самого горизонта маячила пронзительно-белая точка паруса.

Вид морского ландшафта успокаивал, умиротворял, но отцу Кати было явно не до красот природы. Теперь, прогуливаясь вдоль берега, он выглядел злым, встревоженным и обескураженным одновременно. Об этом свидетельствовали и гневно сдвинутые брови, и металлические нотки в голосе, и нервная, чуточку развинченная походка.

– Ну что, доченька, добегалась за сигаретами? – негромко говорил он, вдавливая каблуки в хрусткую прибрежную гальку. – Сегодня за сигаретами выбежала, завтра за наркотиками, послезавтра вообще из дому убежишь... Что молчишь?

– Извини меня, папочка, – наверное, в сотый за сегодняшний день раз вздохнула Катя.

– Угораздило же твою мать такую дуру родить, – не слушая оправданий, продолжал рассерженный родитель. – Я с утра до ночи верчусь-кручусь, лишнюю копейку берегу, чтобы тебе учебу оплатить, чтобы ты тут здоровье поправила... А теперь что? – усевшись на торчащий под пинией камень, выдохнул отец. – Милиция, прокуратура, показания, медицинское освидетельствование... А что люди скажут – мол, изнасиловали, обесчестили в пятнадцать-то лет? Еще и пальцами показывать будут. Знаешь, дочь, я вообще удивляюсь, какая ты у меня глупая! К тебе вчера этот следователь в школу приехал... Жаль, меня рядом не было. Какого черта ты с ним поехала?

– Он попросил... – с тоской ответила Катя, глядя себе под ноги. – На опознание надо было. Музей какой-то, потом овощной рынок, потом женская консультация...

– Ты, что, еще и беременна? – в ужасе уточнил родитель.

– Да нет, что ты! Просто подозреваемый там врачом работает. Я же говорю – попросил меня следователь, а я не смогла ему отказать.

– Попроси-ил... – передразнил отец. – А если бы он тебя еще о чем-нибудь попросил?

Отцовские вопросы звучали риторически, и потому девушка промолчала.

– Ты что, не понимаешь, что менты все равно этого маньяка искать не будут? – простонал папа. Хочешь, чтобы тебя каждый день на опознания таскали, чтобы вся школа склоняла твое имя, чтобы посмешище из тебя сделали, чтобы каждый встречный-поперечный пальцем показывал?

– А что я должна-а-а?.. – заныла девушка.

– Катенька, пойми! – скрипнул зубами родитель. – Ментам ведь не правда нужна, а раскрываемость. Поймают первого попавшегося нарушителя... или просто первого попавшегося, изобьют до потери пульса и заставят бумагу подписать. Знаешь, когда-то давно, когда я еще в институте учился, на весь Союз прогремело такое витебское дело. Тоже мужик один женщин в машину сажал, завозил в лес, насиловал и убивал. Такая вот жуткая история... И что? Поймали какого-то невиновного, расстреляли... Потом еще одного. Потом – еще... А через несколько лет на настоящего насильника лишь случайно вышли. Так же и с Чикатило было: тоже какого-то невиновного отловили, избили, заставили оговорить себя. И только потом через несколько лет случайно поймали настоящего маньяка. И теперь тоже так будет, помяни мое слово.

– Так что я должна делать, если меня на опознание повезут? – не поняла Катя.

– Что, что... Сказать, что мужик, которого тебе покажут, очень похож на того, кто тебя в машину затащил. Мол, до конца не уверена, но очень похож. И все.

– А зачем? Ведь его... на всю жизнь в тюрьму посадят!

– Затем, чтобы тебе доучиться спокойно дали. Чтобы нехорошими словами не дразнили. Чтобы пальцем не показывали. А посадят в тюрьму... Значит, есть за что. Ты уж мне поверь: каждого человека всегда можно за что-нибудь посадить. Ладно, Катюша, пойдем лучше... Мне еще надо сегодня с этим Патрикеевым встретиться, объяснить, что ты, мол, несовершеннолетняя, чтобы он это в виду имел. Пойми, ты ведь моя единственная дочурка, я-то тебе зла не желаю и дурному учить не буду!

Спустя минут двадцать между отцом и дочерью наконец установился мир. Катя твердо пообещала поступить именно так, как и советовал родитель. Конечно же, она понимала, что ее показания будут ключевыми, понимала, чем грозит это подозреваемому, но в силу природного легкомыслия и возраста очень быстро позабыла об этом...

* * *

Маньяк-людоед пойман!

За несколько дней новость эта облетела всю Ялту. О кровавом душегубе судачили повсюду: под зонтиками уличных кафе, в номерах интуристовских гостиниц, на улицах, рынках и набережной... Курортные газеты еще не успели напечатать официального сообщения Центра общественных связей ялтинского ГУВД, и отсутствие достоверной информации породило самые невероятные слухи.

Появились и особо осведомленные из числа бабок, которые «слышали, как двое милиционеров рассказывали» и «вот этими самыми глазами трупы видели!». С их слов получалось, будто бы жертвами кровавого монстра стали десятки девушек, что душегуб не только насиловал и резал девчонок на части, но и пил из них кровь, что при обыске у него обнаружили целую коллекцию пыточных орудий, что потрошитель тупой ножовкой перепиливал ноги живым еще жертвам...

Впрочем, в этой мешанине совершенно невероятных сплетен были крупицы правды. Достоверно было известно, что маньяк – приезжий («наши-то, ялтинские, на такое не способны!..»), что он сравнительно молод («вот молодежь-то пошла, не то, что в наше время!..»), что при аресте оказывал сопротивление («понимает, сука, что ему пожизненное светит, а оно хуже расстрела!..»).

Как бы то ни было, но узнав о поимке жуткого расчленителя, едва не погубившего летний сезон, Ялта вздохнула облегченно. Значит, поедет в Крым курортная публика, значит, повезет в город денежки, значит, не останутся ялтинцы без средств к существованию!

Вскоре подоспело и официальное заявление – уже спустя несколько дней «Курортные ведомости» напечатали сообщение ЦОСа: «...серия зверских убийств... несколько жертв... изнасилования с особым цинизмом... в результате оперативно-следственных мероприятий подозреваемый арестован...»