Возвращение в «Кресты» - Борис Седов Страница 21

Я на это никак внешне не отреагировал, но счел совет дельным: все, что хотел сказать, я сказал, хотя вряд ли выступление будет иметь последствия. А теперь можно и правда помолчать, пусть Муха дальше пораспинается – вон он как гладко брешет, прямо Ираклий Андроников!

Ангелина по-прежнему жалостливо всхлипывала, прямо как профессиональная побирушка: «Поможи-ите, чем мо-ожете…». Но понятые шушукаться перестали, а Живицкий заткнулся.

– Гражданин Разин, укажите место, где вы хранили флакон с диморфозолом. – снова попросил Муха.

Я сделал вид, что не слышу вопроса.

– Подследственный отказался отвечать на вопросы следствия, – пояснил Муха в камеру.

И стал сам рассказывать и показывать полку в холодильнике со стоящим на ней початым пузырьком злополучного лекарства. А меня вид флакончика с диморфозолом неожиданно поразил. Никак не мог отделаться от ощущения, что это правда тот самый пузырек и есть. Хотя – почему бы, собственно, нет? Вполне возможно. Вполне мог храниться как вещдок у ментов! Впрочем, ерунда – все эти флакончики одинаковы. Тем временем Муха продолжал с увлечением живописать, как злокозненный гражданин Разин, опоив доверчивую супругу заранее припасенным снадобьем, зачем-то поднялся на второй этаж, в комнату для гостей. При этом следак, увлекая за собой оператора и всех прочих присутствующих, поднялся по узкой лестнице в эту самую комнату, за стенкой которой находилась супружеская спальня. Там Муха и пояснил, что Разин в свое время совершил такой маневр исключительно для того, чтобы выйти из этой комнаты на балкон и спуститься с него в сад с задней стороны дома, оставаясь невидимым для соседей.

Хитер же я, ну прямо как черт! Вот только по лестнице этой трухлявой даже кошка не пройдет – навернется. А они сами, интересно, будут по ней лазать для иллюстрации своих бредней, или все-таки меня попросят? Ну, меня-то они фиг заставят шеей тут рисковать. Так что придется самим. Кажется, приближается кульминация шоу, если только они лестницу заранее не подремонтировали.

Муха как раз растворил двери на балкон и обратился ко мне:

– Гражданин Разин! Покажите, пожалуйста, как вы спускались с этого балкона в сад.

– Я с этого балкона никогда никуда не спускался, – ответил я. – И потом, насколько я могу судить, эта лестница и кошку не выдержит.

– То есть, вы отказываетесь.

– Конечно, отказываюсь. Хотя бы из опасения за свою жизнь.

– Хорошо, – легко согласился Муха и позвал: – Шабалин!

Опер прошел вперед и встал перед следователем.

– Шабалин! – обратился к нему тот. – Выручай. Ты, конечно, не кошка, потяжелее будешь. Но полегче этого отказника, – он махнул головой на меня. – А уж про меня и говорить нечего…

– А вы Живицкого попросите, – не удержался я, – он ненамного тяжелее кошки…

И тут же получил быстрый и увесистый толчок в бок от второго омоновца. Все без интереса оглянулись на меня и снова уставились на Шабалина. Опер, провожаемый многими парами глаз, подошел к распахнутым дверям, выглянул наружу и осторожно попробовал балкон носком ноги.

– Владимир Владимирович, – проникновенно обратился он к своему начальнику. – А может, не надо? Балкончик-то и вправду никуда не годный. Да и лестница не лучше.

– Шабалин, – сказал Муха утомленным голосом. – Не позволяйте подследственному оказывать на вас влияние. Вы что, не видите, что он над нами издевается?

– Вижу. Но я и балкон вижу. И лестницу, – ответил Шабалин с явно сдерживаемой злостью.

– Вот и ступайте, Шабалин, покажите нам… – Муха запнулся, видимо, не знал, что же должен показать Шабалин, и добавил без особой уверенности: – Не бойтесь!

Шабалин посмотрел на Муху так, что, будь я на месте следака, я не то что покраснел бы, а просто сгорел от стыда под таким взглядом. Но Муха ничего не заметил, или ему было наплевать.

А он вообще-то был крепкий, этот балкон, в лучшие времена вся наша семья летними вечерами на нем чаевничала, да еще и гости заглядывали нередко – и ничего. С тех пор много лет прошло и воды утекло, но я знал, что он вряд ли обвалится сразу. Но вот лестница – совсем другое дело!

Шабалин осторожно проверил доски балкона на прочность, наступая на них с возрастающим усилием. Удостоверившись, что его вес они держат, опер осмелел и вышел наружу. Балкон заскрипел, но не поддался. Люди в комнате – и мусора, и понятые – вздохнули с явным облегчением. Муха посмотрел на меня торжествующе – мол, видишь, сучонок, не запугаешь нас! Еще немного, он бы и язык, наверное, высунул, как дурно воспитанный мальчишка.

Попрыгав на балконе и убедившись в его прочности, Шабалин проверил ногой первую ступеньку на лестнице, затем, еще не сходя совсем с балкона, – вторую. Они оказались крепкими и даже особо не скрипели. Это совсем расхолодило опера, и он, уже не особенно осторожничая, стал спускаться. Все присутствующие снова затаили дыхание. У меня в мозгу опять зазвучал Высоцкий – «Посмотрите, вот он без страховки идет! Чуть правее наклон – упадет, пропадет!..» Да, о страховочке мусорам следовало бы побеспокоиться. Первая ступенька… Вторая ступенька… Теперь – третья ступенька… Шабалин попробовал ее ногой – не скрипит. Поставил на нее ногу и перенес на нее всю тяжесть своего поджарого тела.

Что сейчас произойдет, я понял по быстро нарастающему треску. Один из омоновцев успел крикнуть:

– Шабалин, назад!

Но в этот момент Шабалин уже летел к земле вместе с кучей трухи и обломков.

Его вопль заглушил даже грохот от обрушившегося вслед за лестницей балкона. И судя по этому воплю – оперу крепко досталось. Тут же завизжали обе женщины – и Ангелина, и синячка из понятых. Вскрикнули все мужчины, кроме меня – я разразился гомерическим хохотом! Хохотал и ничего не мог с собой поделать. Это не было истерикой, это было заслуженной радостью! Я ждал этого – и вот это случилось! Подумать только – как по нотам! И кто после этого здесь кукловод?

Все кинулись вниз по лестнице, опять-таки – кроме меня и одного из конвойных омоновцев. Как только комната опустела, он подскочил ко мне, нежданной подсечкой сшиб на пол и несколько раз заехал ногой под ребра, скотина…

Я, как тренированная пружина, тут же вскочил на ноги, в боевую стойку, – и был готов разорвать мусора на куски! Но встретил ненавидящий холодный взгляд отморозка и такой же холодный зрачок автоматного ствола.

– Только дернись, гнида, – прошипел омоновец, – тут же и порешу. И заметь – с удовольствием!

Взвесив свои шансы и его возможности, я решил на этот раз сдержаться. Бежать с вилами на паровоз – занятие беспонтовое, это Бахва верно сказал.

– Вот так-то, – удовлетворенно резюмировал омоновец и приказал: – Давай вниз, бегом марш!

Дважды просить меня не надо было, мне и самому стало интересно, что же там случилось с беднягой Шабалиным. Омоновец подтолкнул меня в спину, но я лучше него знал, куда надо идти, чтобы не опоздать на представление, пока оно еще не закончилось. Во дворе царила жуткая суматоха. Все галдели. Ничего было не разобрать, но, судя по тому, что один из мусоров по мобильному вызывал скорую, дело принимало серьезный оборот.