Золотая чума - Алексей Баскаков Страница 2

— Да что ты мне лезешь со своим Евтушенко? Кто он? Да никто! Просто…

— Эй, а ну не выражаться! А то поедете у меня на пятнадцать суток! — прикрикнул на них дежурный.

Поэты на секунду примолкли, но потом начали снова:

— А вот ты Высоцкого слышал?

— Да какая это поэзия? Крик и хрип.

— А за Высоцкого я тебе знаешь что сейчас…

— Я ж вам сказал: утихните! А то ведь, честное слово, отправлю на полмесяца улицы подметать…

В общем, обстановка в отделении была будничная и, можно даже сказать, душевная. И вот тут-то случилось ЭТО.

Двери отделения распахнулись и на пороге возник милиционер Агафонов. Он прибыл не один, а с добычей. Агафонов волочил за руку невысокого, но жилистого мужичка, удивительно похожего на хорька.

— Ну что ты мне руку ломаешь? Я и сам пойду! — орал тот.

При взгляде на задержанного сразу становилось понятно, какого рода рыбу поймал молодой милиционер. Руки мужика были изукрашены синими татуировками, свидетельствовавшими, что тюрьма — если и не родной его дом, то уж точно привычное пристанище. Лицо же Агафонова напоминало морду подростка-кота, который словил свою первую мышь и теперь несет ее, чтобы похвастаться маме-кошке.

Агафонов совсем недавно сменил зеленую армейскую форму на синюю милицейскую. Как все новички, он мечтал тут же переловить всех, кто кое-где у нас порой… По крайней мере, на вверенной ему территории аэропорта. Как и многим другим, ему пришлось убедиться: милицейская служба — занятие не самое романтичное. Скорее тяжелое, грязное и однообразное. Но кто ищет — тот всегда найдет. Вот улыбнулась судьба и Агафонову.

— Товарищ старший лейтенант, задержан человек, забиравший из автоматических камер хранения чужой чемодан.

Слава тебе господи! Дело в том, что в последнее время в аэропорту участились случаи краж в автоматических камерах хранения — недавно появившейся новинке. Идея, конечно, хорошая — кидаешь себе денежку, набираешь шифр — и клади вещи. Никаких очередей, приемщиков и квитанций. Но возникли трудности. Оно и понятно. Прилетает, допустим, бабушка из глухой деревни и смотрит на камеру хранения как баран на новые ворота. Не понять ей ее нехитрого устройства. Вот она и кличет доброхотов:

— Сынок, помоги мне с этой штуковиной разобраться.

Доброхоты, конечно, находятся. Только вот не всегда после такой помощи старушка найдет на месте свои вещи… А бывает еще глупее. Кричат некие деятели чуть ли не через весь вокзал:

— Петя, какой шифр указать?

— Да возьми мой год рождения, девятьсот тринадцатый.

А потом эти граждане являются в отделение и возмущаются — куда смотрит милиция? И если есть заявления — то имеются втыки от начальства. Чем вы там занимаетесь, если порядок обеспечить не можете?

— Правильно взял? — спросил старший лейтенант.

— Так точно! Вот преступник, вот чемодан, который он доставал.

С этими словами Агафонов отпустил руку задержанного и показал чемодан, который держал в левой руке.

— Ты задержанного обыскивал?

— Никак нет. Как схватил, так сразу его к вам и потащил…

— Идиот! Так что ж ты его отпустил? А если он тебе сейчас пером под ребро?

На лице Агафонова отразилось недоумение. Он как-то не мог представить, что какой-то воришка будет сопротивляться милиционеру — да еще в отделении милиции. Старший лейтенант грустно усмехнулся. Он-то начинал служить в ментах еще в послевоенные времена, когда преступники не только с ножами кидались. Бывало, встречали огнем из разных калибров, включая автоматы. А один раз, когда в Химках брали банду налетчиков, по ним с чердака врезали из немецкого крупнокалиберного пулемета. Теперь, конечно, времена не те. Но мало ли…

— Какое перо? Зачем, гражданин начальник? Я ведь нигде ни в чем не виноват! А если мои документы нужны — то вот они.

На стол дежурного легла справка, из которой следовало, что гражданин Мучник Виктор Анатольевич два месяца назад освободился из мест заключения.

— Недолго ты, Мучник, на воле погулял. И вот снова… Люди приезжают в столицу нашей Родины, а их на пути обворовывают. О чем они подумают? Что мы с ворьем справиться не можем? Нет, сможем! Так что поедешь ты, Мучник, туда, откуда только что прибыл. И надолго!

— А я что? Ничего я такого не сделал. — На лице задержанного играла добродушная улыбка. Все понятно. Вор, конечно, не пытался изображать оскорбленную добродетель. Судя по его наколкам, Мучник был старым опытным уголовником. И теперь он придерживался старого воровского принципа: мое дело — воровать, твое, мент, — ловить. Но для начала — докажи-ка, что я в чем-то виноват. Поэтому он начал жалобным голосом:

— Какое воровство, гражданин начальник? Да, вот приехал я с Коми, где срок тянул. Так ведь я свое отбыл от звонка до звонка. Сколько нужно было леса — столько и повалил. Денег по пути назад не стало, по дороге поистратился. Сами понимаете, свобода… Ну а тут, в аэропорту, подходит мужик и говорит: достань, мол, чемодан из камеры, пятерку получишь. А мне что? Пятерка — она нелишняя. Вот я и пошел. А тут ваш налетает, руку крутит…

— Не виноват, значит, — усмехнулся дежурный. — Ладно, разберемся. А пока, Агафонов, раз уж ты именинник сегодня, то бегом за понятыми. Будем чемодан вскрывать.

Понятые нашлись быстро — благо в аэропорту всегда найдется множество людей, которые не знают, куда себя девать в ожидании отложенных рейсов. Супружеская чета во все глаза глядела на Мучника — на первого увиденного ими в жизни вора.

— Итак, товарищи понятые, в вашем присутствии мы вскрываем этот чемодан…

Вещь, кстати, была необычная. Небольшой такой твердый чемоданчик с никелированными замками. Таких, по крайней мере в ГУМе, не продавали. Иностранная, должно быть, вещь. На замках виднелись отверстия для ключей.

— Вот-те на! Ломать, что ли, придется?

Не пришлось. Чемодан открылся без особых усилий. Внутри большую часть места занимали какие-то тряпки. Судя по всему, они предназначались лишь для того, чтобы по чемодану не болтался основной груз. Он, этот основной груз, состоял из трех кожаных колбасок. Размером каждая примерно с батон полукопченой колбасы. Мешочки были пошиты явно кустарным способом из шкуры какого-то непонятного животного. Грубо, но крепко. Каждый — плотно и старательно завязан кожаным же ремешком.

— Посмотрим, что же там внутри.

Дежурный развязал мешок — и на стол посыпался песок. Но не простой песок, а желтый, сверкающий в свете ламп маслянистым ослепительным блеском… Казалось — на столе появилось маленькое солнце — такое нестерпимое завораживающее сияние исходило от этой меленькой кучки! Трудно было усомниться в том, что это такое.

— Золото! — ахнул старший лейтенант. — Значит, ты, Мучник, за пятерку взялся открыть камеру?

Тем временем с вором происходили волшебные перемены. Куда только девались его добродушная веселость и самоуверенность. Теперь на его лице читался откровенный ужас.