Час волкодава - Михаил Зайцев Страница 2

Миша Чумаков тоже под хорошее настроение любил пошутить: дескать, «подрабатываю в ЦКБ», но улыбка при этом у него выходила грустноватой. Миша сразу же вспоминал, КАК он подрабатывает. Не выспавшись, после суток дежурства колесит по столице. Едва успеет в Перово обработать уши щенку добермана, брюзжит пейджер, диктует адрес ризеншнауцера в Митине. И так трое суток кряду, а потом снова дежурство в реаниматологическом отделении, где все такие же, как он, у всех зарплата триста пятьдесят рэ (плюс надбавки рублей триста), и приходится халтурить. Михаилу еще повезло, с собачками работать не так противно, его же коллеги в основной своей массе специализируются на халтуре по части алкашей и наркоманов. Вывод из запоя, снятие ломки и прочая гнусь. Блевотина, исколотые вены, иссушенные тела, больные мозги. Пушистые щенята-очаровашки куда приятнее...

Чумаков вытащил из кармана пиджака пачку «Союз-Аполлон», закурил сигарету, ослабил узел галстука и с равнодушным отвращением философа-фаталиста стал рассматривать задницу «Запорожца» прямо по курсу. Казалось, пробка закупорила перекресток навсегда. Вдобавок к прочим неприятностям из-за серой, беременной дождем тучи выкатился нахально яркий диск солнца. В салоне сразу же стало душно. Тиран Тузанович заставлял всех выезжать к клиентам в костюме и при галстуке. В любую погоду. И в лютую стужу, и в испепеляющую жару.

– Сам бы попарился разок в костюмчике в автомобильной пробке в середине июля, попотел, знал бы, каково это – «держать марку ЦКБ». Козел! – по своему обыкновению вслух высказался Миша и потянулся к ручке, опускающей боковое стекло.

Мерзко скрипнув, стекло опустилось. Миша машинально выглянул в открывшееся окно, мазнул взглядом по холеному боку «БМВ», волею слепого случая оказавшемуся возле чумаковских «Жигулей», поднял глаза, без всякого интереса заглянул в кабину иномарки, и тут у Миши отвисла челюсть. В буквальном смысле отвисла, как у покойника. А сигарета выпала из открывшегося рта.

– Не может быть... – прошептал Миша, шаря рукой по своим коленям в поисках потерянной сигареты. – Японский бог! Вот так встреча...

За рулем «БМВ» сидел Дмитрий Юльевич Антонов, собственной персоной. Или человек, поразительно похожий на красавца-мужчину, с которым Миша Чумаков встречался всего раз в жизни. Но этот один-единственный раз отпечатался шрамом в памяти.

Миша на ощупь (никак не мог оторвать взгляда от господина Антонова или его двойника) отыскал тлеющую сигарету в брючных складках, жадно затянулся, выплюнул окурок на улицу, набрал в легкие побольше воздуха и едва собрался на выдохе окликнуть человека за рулем «БМВ», как громко и надрывно завизжали клаксоны сзади. Миша оглянулся. Сигналил здоровенный детина за рулем черной «Волги», стоявшей вплотную за Мишиными «Жигулями». Почему сигналил? Миша мотнул головой, посмотрел вперед. Оказалось, в то время как Чумаков ел глазами господина в «БМВ», автомобильную плотину прорвало. «Запорожец», радостно пыхтя выхлопными газами, успел отъехать корпуса на три и продолжал набирать скорость, а Мишин «жигуль» оставался стоять костью в глотке у вереницы машин, выстроившихся за ним в длиннющую очередь.

Пока Миша крутил головой, тронулся и ряд слева. Черный «БМВ», прошуршав шинами по асфальту, показал Мише свой задний бампер. Чумаков опомнился, вцепился в руль, пришпорил свою старуху-»шестерку» и устремился вслед за иномаркой. Никаких колебаний! Про клиента ЦКБ, живущего где-то рядом, Миша забыл мгновенно, ибо в голову полезли воспоминания полугодичной давности, вытесняя все бренное, сиюминутное. Январь. Хмурое небо. Хоровод снежинок. Соленая снежная каша под ногами...

Обычно с работы Миша возвращался, пользуясь муниципальным транспортом. Летом еще, случалось, гонял личный автомобиль, дабы домчаться до своей берлоги с ветерком, а зимой – ни-ни. В разгар зимы сильнее обычного хотелось спать после суток дежурства, и Чумаков с удовольствием дремал, сидя в вагоне метро. Если, конечно, удавалось сесть. Сладкая дрема на дерматине метрополитеновского диванчика – изысканное удовольствие перед несколькими часами глубокого домашнего сна.

В то январское утро Чумаков, позевывая, вышел из каменного жерла станции метро «Третьяковская» и, привычно закуривая, не спеша побрел к своему дому.

Когда она его окликнула, Чумаков не обернулся. Услышал за спиной звонкое «Миша» и продолжил шагать по изувеченным солью снежным клочкам на асфальте. Мало ли Миш темным зимним утром бредут по продрогшим московским улицам. Кто на работу, кто в школу, кто в поисках опохмелки.

Тогда она его догнала и положила на плечо руку в синей вязаной варежке. Подруга укатившей в норвежское королевство жены, одноклассница бывшей супруги. Давным-давно, вспомнить страшно, Ира была свидетельницей на чумаковской свадьбе. Сто лет не виделись. Ну, не сто, а лет шесть-семь точно не встречались, хоть и жили в двух кварталах друг от друга.

– А ты совсем не изменился.

– Ты тоже прекрасно выглядишь.

– Ой, да ладно тебе! Лучше скажи, как поживает моя бывшая соседка по парте.

– Наверное, лучше всех. Подробностей не знаю, пять лет ее не видел.

– Развелись?!

– Ага.

– Ты меня разыгрываешь! Что, неужели правда развелись? Слушай! Я сейчас спешу, вечерком забегай ко мне на чашку кофе. Помнишь, где я живу? Забегай, поболтаем.

– Кофе я не люблю, а вот если твоя мама пельмени сварганит, то...

– Мама умерла. Год назад.

– Извини.

– Ничего, ты ж не знал... А пельмени я тебе сама сварганю. Придешь?

– Во сколько?

– Часам к семи.

– О'кей.

И она побежала к метро. Высокая, чуть располневшая, немного поблекшая с годами, скромненько одетая, без следов косметики на курносом личике, но еще очень даже пригодная и для постельных забав, и вообще, ничего деваха, что-то в ней есть.

«Как же я раньше не замечал в Ирке это „что-то“? – недоумевал Чумаков, глядя ей вслед. – Раньше я Ирку совсем не воспринимал как женщину. Подружка и подружка. Повзрослевшая девочка, серая мышка с фотографий в школьном альбоме жены. Умненькая, но наивная. Ладненькая, но не королева и даже не принцесса. Большой ребенок, так казалось раньше. И относился я к ней соответственно. Где же были мои глаза?..»

Весь день она, как говорится, не шла у него из головы. Миша удивлялся, с чего вдруг его так зацепило? Баб у него мало, что ли?.. Честно говоря, не так уж и много у него «баб». Но есть в записной книжице телефоны особ женского пола, всегда готовых Чумакова принять, обогреть и обласкать. И особы эти куда симпатичнее и эффектнее Ирки, а вот, поди ж ты, звонить им совсем не хочется. Ни одной. А к Ирке тянет. С чего это вдруг?

«Воистину сказано: чудны дела твои, господи! Хоть я в тебя и не верю...» – подумал Миша, покупая вечером возле метро букетик белоснежных цветов с неаппетитным названием «калы». Шампанское и тортик Чумаков купил еще днем, в промежутках между оказанием ветеринарных услуг гражданам собачникам.