Ашхабадский вор - Александр Бушков Страница 2

Алексей Карташ курил, облокотясь о защитную доску, исозерцал мелькающие просторы. Просторы, кстати, кардинально изменились запрошедшие пять дней пути. Еще пять дней назад им сопутствовала тайга, тайга,еще раз тайга, мелькнут раз в сто километров населенные пункты – и снова тайга.Три дня назад пошла лесостепь, потом степь. Сейчас – полупустыня. А скоро плавнои незаметно полупустыня перейдет в собственно пустыню.

Короче говоря, погода была приемлемая, путешествие былоувлекательное, а настроение... да нет, не поганое, не скверное...неопределенное, что ли, подвешенное – среднее между никаким и унылым.

– Эй, мужская часть населения! Кушать подано! Садитесьжрать, пожалуйста!

Карташ загасил окурок о подошву «вьетнамки» и только послеэтого щелчком отправил его скакать по насыпи (доводилось ему видеть лесныепожары, верховые и низовые, так что совершенно незачем устраивать из-за своейлени беду для людей и зверья).

– Железнодорожная идиллия, – сказал он,присаживаясь к столу, то есть к овощным ящикам, застеленным газетами исервированным алюминиевыми кружками и ложками. И потер ладони, как говаривали встародавние времена – в предвкушении вкушения.

– А что, так бы ехал и ехал, – Петр Гриневский попрозвищу Таксист, не по собственной воле беглый зэк, пять минут назадпроснулся, слез с самодельных нар, на его лице еще не разгладились вмятины отскладок бушлата, заменяющего подушку. Сейчас Гриневский, раздевшись до пояса,сам себе поливал на спину из пластиковой бутыли.

– Эх, кабы не было цели и необходимости, я бы так замилую душу покочевал с месяц, – говорил он, отфыркиваясь. – Чтобволей продышаться. Когда таким манером цыганствуешь, как в песне поется, попросторам нашей сказочной страны, от города к городу и нигде не задерживаясь,мимо деревень, заводов, лагерей, мимо всяко разного начальства... – оноторвал от лица мокрое вафельное полотенце, – волю вдыхаешь полнойгрудью...

– Тебе что, воли не хватало? – Карташ нарезалхлеб. – Вроде, расконвоированным ходил, хавал прилично, в работе непереламывался. Ясно, что не только для других, но и для себя провозил этодело, – он щелкнул себя по горлу. – Опять же, по агентурным данным,бывая в поселке Парма, обязательно заезжал к одной и той же женщине, у которойпроводил от получаса до нескольких часов. Короче, по зоновским меркам жил нетужил, лафово кантовался. Так что, может, не надо этого надрыва, может, не надорубаху на груди рвать и слезу давить?

– Тебе не понять, начальник, – Гриневский потемнеллицом. – Да, правильно, хавал я нормалек. В смысле выпить опять же никакихпроблем. Но – хавал, а не ел. Да, была у меня женщина в поселке. Но когда я снею... был, то думал про жену и хотел жену. Понимаешь?

– Кто из нас делает, что хочет?! – Карташ бросилрезать хлеб, резким ударом вогнал нож в доски овощного ящика. – Или тыодин такой! А то, что ты сейчас мне тут... говоришь – это дешевый перепевтюремных баллад. «Ах, воля вольная, как я любил тебя!» и так далее, – онзаметно заводился. – Не надо было за решетку попадать! И не свисти мне,что от сумы да от тюрьмы... Фигня и чушь! И твоя история, как ты знаешь, мнеизвестна. Ты однажды рискнул, понимая, что последствия непредсказуемы. Какмонетку кинул. Хотел орла – да выпала решка. Решетка, то бишь. И некого тутвинить. Виноватых без вины не бывает... Хватит, может, а, Таксист? Уехали ужеот твоей зоновской жизни… да заодно и от моей офицерской уехали, за сотникилометров. – Алексей с силой потер лицо и проговорил почти устало: –Давай уж обходиться без «гражданинов начальников» и «таксистов». Ты – Петр, я –Алексей. Мы, как альпинисты, в одной связке, и нас должно волновать только нашенастоящее и наше будущее. Забудь ты эти зоновские примочки. Вот, например, могбы попросить меня или Машу полить на тебя водой. Но ведь тебе, блин, проситьнельзя, впадлу. Не верь, типа, не бойся, не проси...

– Ладно, хватит, надоело! – притопнула ногой,обутой в кроссовку, Маша. – На сытый желудок продолжите. И в моеотсутствие. Понятно? Так, Карташ, хлеб Пушкин будет резать, да? Гриневский, застол, живо!

Она сняла с буржуйки дымящуюся сковороду и перенесла наобеденный ящик.

– Может, это и не так вкусно, как готовилатвоя... – Маша бросила на Гриневского сумрачный взгляд, – поселковаялюбовь, которая успешно заменяла жену, но ничего, потерпишь, если оголодать нехочешь. Карташ, брось хлеб, хватит уже, чайник на печку поставь.

Обстановка, так и не достигнув точки кипения, разрядиласьблагодаря Маше. Причем не в первый раз уже дочке начальника зоны приходилосьвыступать в роли той женщины из горских легенд, которая вставала между воюющимисторонами, бросала на землю платок – и прекращались войны и смуты. И хотя этароль Машу изначально не привлекала и уже порядком надоела, но приходилось ееисполнять. Во имя общего дела. Ведь бывший зэк и бывший старлей ВВ – это,знаете ли, смесь еще та, горючая, полыхнуть может, как бензоколонка под струейогнемета.

Алексей Карташ поднес ложку ко рту, держа под нею хлеб,принялся дуть на жареную картошку с тушенкой. И отвлекся от своего занятия,чтобы сообщить:

– Там какая-то крупная станция на горизонте маячила,похоже на городок среднерусского размера. Сейчас, верно, въедем.

«Въедем» – это для товарного поезда почти наверняка означалоостановимся, если, конечно, грузовой состав следовал обычному для подобныхсоставов графику движения, без всяких там «зеленых улиц» и «особых назначений»,а значит пропускал встречные-поперечные, литерные, пассажирские, пригородные.Оттого и тащились они вот уже пятый день, хотя на скором пассажирском добралисьбы до пункта следования за трое суток. Ничего не попишешь, издержки грузовойезды…

– Сейчас поем и гляну по карте, что это за городтакой, – сказал Гриневский, наворачивая картошку с тушенкой. –Сдается мне, это последний город перед границей.

Тем временем замелькали одноэтажные деревянные дома,окруженные садами, колодцы с треугольными крышами и обязательными лавочками,сараи и склады, показался переезд, где за шлагбаумом маялся «зилок» сперепачканными мукой мешками в кузове. Проскочили водокачку, проехали мимоавтомобильного парка, вдали, над кронами высоких деревьев, удалось разглядеть«чертово колесо» – аттракцион, который в большинстве центральных российскихгородов по неведомым причинам в последнее десятилетие был демонтирован (ну вотне нравилось чем-то колесо обозрения демократам: или тоталитарной гордынейотдавало, или сверху слишком уж хорошо было видно, как ловко и шустро демократыразваливают-разворовывают великую страну). Так вот плавно, постепенно поездвкатился в город, название которого пока обитателям «теплушки» оставалосьневедомо.

Состав начал сбрасывать ход и наконец остановился.

Это в больших городах существуют грузовые и сортировочныестанции, находящиеся вдали от вокзалов и пассажиропотоков, куда и загоняютприбывающие товарняки. В небольших же городишках все куда проще, чего никоснись, в том числе и в отношении порядков на железной дороге: ближние квокзалу пути – для пассажирских поездов, дальние – для товарных. Вот и всядележка.