Спецназ, который не вернется - Николай Иванов Страница 19

Вышли почти точно. Полусело, полугородок, над которым поднимался черными столбами дым от самодельных нефтезаводиков, тянулся вдоль трассы. По ее обочинам, далеко за окраину, выходили загнанные обстрелом в бомбоубежища продавцы с огромными бутылями желтого самодельного бензина. На кошаре, высившейся на пригорке, виднелась огромная, читаемая даже издали надпись: «Ельцин — свиноматка. Хайль Джохар Дудаев». Вот где требовалась ювелирная точность артиллерии и авиации, а не в стрельбе по своим. Если такие транспаранты для командования российских войск стали привычными и у них нет никакого желания разнести кошару в пыль, то войну можно считать проигранной.

Под эту нетронутую никем надпись, как под самое надежное прикрытие, и решил вести группу Заремба:

— Пробираемся к кошаре.

Дождевик — труженик, дозорный войны, вновь взял поудобнее автомат. И Заремба неожиданно дал себе зарок: по возвращении сделает все, чтобы Семену присвоили офицерское звание. Он подключит всех знакомых в кадрах, если надо, откажется от своей доли, попросит Вениамина Витальевича: если тот может заказывать военные самолеты для вывоза его группы в любую точку страны, все остальное для него — семечки. Семен заслужил офицерские погоны. И особенно сейчас, когда из армии все бегут. Такие, как Дождевик, помогут сохранить ее хребет, каркас, основу.

— Василий, — послал пограничника в помощь прапорщику Заремба. И не только в помощь, а заставляя Туманова больше двигаться и согреваться.

Те поползли по ложбине, и через какое-то время вслед за ними пошла следующая пара — Марина и Волонихин. Прикрывать отход назначил Чачуха, а себя и Работяжева подполковник определил в середину. В боевой обстановке принцип один: сбереги голову, а она постарается уберечь руки и ноги, — и пусть это никому не покажется обидным.

Впрочем, на войне сильно обидчивым делать нечего, не отдых в пансионате благородных девиц и не вечеринка в Союзе театральных деятелей. Награды и проклятия — после войны. Все после. войны.

— Ну и в-влезли, — прошептал сапер, утюжа землю справа от командира. — Ч-честно говоря, п-проклял все.

— Выберемся.

— Н-надо бы.

— Что дома-то оставил? — впервые поинтересовался Заремба личной жизнью сапера.

Погорячился он насчет переноса всех проблем на послевоенное время. Под огнем тоже нужно жить, не подличая и не забывая о других. Особенно командиру. К тому же подчиненные готовы раскрываться и говорить о себе:

— Н-ничего. Это и обидно, оказывается. Вернусь — п-пиротехником стану. С-салюты делать. С-специальные, на все случаи жизни. В честь р-рождения девочки, н-например. Н-на серебряную свадьбу. Н-на похороны даже — «П-печальный салют». Пойдет?

— Сам придумал?

— А что т-тут думать? З-знаешь, — он впервые назвал командира на «ты», и это стало высшей степенью откровенности и искренности, — раньше, к-когда служил в НИИ и создавал н-новые мины, в качестве о-образцов брали сначала п-протезы, а потом п-привязывали овец рядом с изделиями. И п‑подрывали. С-смотрели, сколько животное к-крови п-потеряет или к-как р-разворотит ногу-протез. Н-насмотрелся и решил — уйду делать с-салюты.

— Считай, что у тебя есть первый покупатель.

— Идет. П-пойдешь со скидкой.

— Но сначала доползти бы до кошары.

— Д-доползем.

Юра оказался прав — доползли. И что за человеческая натура: только молили всех святых помочь остаться в живых, а чуть полегчало — принялись зализывать царапины.

Сама кошара представляла собой огромный кирпичный сарай с забитым сеном чердаком. По сухому настилу определили, что отары пасутся в поле и на ночь их вряд ли пригоняют. Этот кусочек мирной жизни почему-то удивил и взволновал подполковника больше, чем погоня Одинокого Волка: а ведь и в самом деле люди продолжают жить. И наверняка не все чеченцы жаждут оторваться от России, не все взяли в руки оружие. А даже тем, кто взял, спецназовец вдруг оставил право на защиту. От войск. После танкового штурма Грозного Чечня из задиры мгновенно превратилась в жертву. И теперь, что бы ни делала, окажется права. Почему ей дали такой козырь? Кто подтолкнул Россию к крупнейшему проигрышу? Кто положил солдатам пальцы на спусковые крючки? Кто ставит армию в ситуацию, когда думать нельзя, не остается времени: замешкавшийся первым и получает пулю. Поэтому стрелять, стрелять, стрелять…

Когда забрались на чердак, Заремба лично, утопая в сене, добрался до каждого спецназовца и осмотрел сектора обстрелов. Вроде перекрыли все, круговая оборона — не приведи Господь! — пусть уж лучше круговой обзор, так вот этот обзор замкнулся.

— Семен, кофейку не осталось? — подал голос из своего угла Волонихин. — Вернемся, две чашки выставлю.

Прапорщик промолчал. Спроси кофе кто-то иной, а не ухажер Марины, — еще можно бросить пустую флягу и посмотреть, как ее станут вытряхивать. А так вроде не шутка, а подкол…

— Командир, может, с Москвой договорить? Как они себе представляют помощь нам? — перевел разговор Чачух. Заремба и сам уже несколько минут поглядывал на приемник. Помощи, конечно, ждать не следует: их как забросили тайно, так безымянно и без отметок они должны вернуться в Балашиху. Другое дело — закрыть на время район для авиации или втянуть отряд Волка хотя бы в мелкую разборку, попытавшись таким образом отвлечь погоню.

Принять решение не успел.

— Едут, — совершенно спокойно, словно в его секторе обстрела появилась безобидная свадебная процессия, сообщил Туманов. И чтобы никто не дергался, дал полный расклад: — «Таблетка». В ней четыре… нет, пять человек.

Впервые за последние годы, насыщенные войнами в самых разных точках бывшего Союза, Заремба испугался. Не противника, нет. А того, что ошибся. Волк перехитрил его! У чеченца на выбор имелось четыре стороны света, в которые можно было послать погоню. Он почуял верно — запад. И разгадал не просто направление, которое может расходиться лучами на километры, а точную линию отхода «Кобры». Чеченский командир просчитал его логику наоборот и вышел именно в нужную точку во всей Чечне.

Невероятно!

— Приготовиться к бою. Я стреляю первым.