Охота на Санитара - Андрей Кивинов Страница 19

Четверг, 19 октября

– Стало быть, ты веришь, что Светлану именно похитили?

– Верю, Серега, верю. Хотя Валентина Максимовна чего-то и не договаривает. Может, и не похитили, а сама с кем-то ушла. Но определенно там была ситуация, при которой она не могла отказаться.

– Приехали.

Волгин до сих пор помнил, как оказался на улице Заповедной впервые. Больше десяти лет прошло с тех пор, а ничего здесь и не изменилось. Если и изменилось, то в худшую сторону. Больше стало брошенных домов, те, что уже тогда были нежилыми, развалились окончательно. Замерли некогда начатые стройки, теперь уже и не разберешь, кто и что именно пытался отстроить. Тихо умирали площадки и опытные производства известных, с громкими названиями, научных учреждений, основные корпуса которых располагались в деловой части города. Подрастающее поколение выбрало Его Величество Героин. Парни, временами воюя с бомжами и алкоголиками за сферы влияния, воровали цветной металл, коего до сих пор можно было насобирать в окрестностях изрядное количество. Девушки, чтобы заработать на дозу, ездили путанить под фонарями на ближайшую к этим полудиким местам оживленную городскую улицу. С высоты птичьего полета – Волгин, правда, мог судить об этом только по карте, улица представляла собой три асфальтированных отрезка, неизвестно кем и когда проложенных посреди леса, соединенных между собой и с более обжитыми местами запутанными грунтовками. Кто-то говорил, что некогда в этих местах располагалась деревня, и отдельные ее элементы, вроде заброшенной молочной фермы, существовали до сих пор.

– Ох, раздербанят мне тачку, – пожаловался Сергей, запирая дверь «ауди».

– Рано еще, все местные спят.

– Рано? Уже четверть девятого! Здешние аборигены уже давно в поте лица делают свой маленький бизнес.

Антон Шмелев, адрес которого Акулов правдами и неправдами выжал из матери Светы, проживал в квартире № 1 двухэтажного дома с облупившимся фасадом и деревянными лестницами. Насколько Волгин разбирался в архитектуре, здание было возведено пленными немцами после Великой Отечественной войны, скорее всего – как временное жилище, барак, и с тех пор ни разу не ремонтировалось. Вход в дом осуществлялся с торца, дверь отсутствовала, так что прямо со двора, отодвинув протертую занавеску, можно было шагнуть в коридор, по обе стороны которого асимметрично располагались комнаты. В самом начале коридора, по левую руку, была устроена большая коммунальная кухня с множеством двухконфорочных газовых плит, ржавых раковин и шкафчиков для посуды. Немолодая женщина в стеганом халате, варившая что-то в помятой кастрюльке, окинула оперативников безразличным взглядом и отвернулась, не ответив на приветствие Волгина.

Он повторил:

– Доброе утро!

Она пожала плечами и продолжала помешивать ложкой в кастрюле. Сергей, знаком предложив Акулову поискать пока нужную комнату, прошел на кухню:

– Мы к Шмелеву приехали. Не знаете, у себя он?

– А где ж ему быть?

– Мало ли, на работу ушел или еще по каким-то делам. Никто у него сейчас не гостит? Должен был еще один наш товарищ заехать…

– Понятия не имею.

Пока Сергей безуспешно пытался разговорить соседку, Акулов вычислил жилище Шмелева и приметил не слишком изящный, но порой довольно эффективный способ добывания информации, выразившийся в поочередном прикладывании уха и глаза к замочной скважине.

– Не боишься, что он тебя, как отец Федор – Остапа Бендера, остро отточенным карандашом ткнет? – спросил Волгин шепотом.

– Не боюсь. Я сперва ладонью прикрылся.

– Ну и как результат?

– Шевелится кто-то. И радио играет. Пошли?

– Пошли. Только ухо сначала вытри. Ты в краске испачкался.

– Сильно?

– Заметно. Если не приглядываться, то похоже, что ты покраснел от стыда.

– Пошел ты…

– Так я и не отказываюсь. Стучи.

Акулов постучал, и почти сразу низкий мужской голос отозвался:

– Да! Незаперто!

В комнате площадью около пятнадцати квадратных метров было не повернуться. Между тяжеловесной старинной мебелью – платяной шкаф, комод без ящиков, этажерка с одной стороны, и диван, письменный стол и кресло с другой, – пролегал узкий проход от двери до подставки с цветочными горшками перед единственным окном. На кресле была свалена одежда, к углу стола прикручена ни маленькие тиски с зажатой металлической деталью, рядом с тисками, на газете, лежали напильники и молоток; еще одна газета была постелена на полу, очевидно, для сбора опилок. Тихо бормотал динамик, подсоединенный к старенькой автомагнитоле с линейной шкалой и отломанными ручками настройки.

На диване, выпрямив правую ногу, сидел широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, в застиранной тельняшке и «тренировочных» штанах из синего трикотажа. В углу рта у мужчины была зажата сигарета без фильтра, левой рукой он держал консервную банку, используемую вместо пепельницы.

– Антон Иванович?

– А вы кто будете?

– Мы будем из милиции.

Волгин показал служебное удостоверение. Акулов обозначил движение к нагрудному карману, рассчитывая, что хозяин комнаты, как обычно бывает в таких ситуациях, удовлетворится одним документом и махнет рукой: «Верю, довольно формальностей!», но хозяин не удовлетворился, не махнул, напротив, продолжал ждать, нахмурив широкие черные брови, и пришлось доставать свою ксиву. Пуговица зацепилась за нитку, и клапан кармана не желал открываться, так что вынужденная пауза затянулась.

– Антон Иванович Шмелев, – подтвердил наконец жилец и, не предлагая операм сесть и не вставая с дивана сам, задал вполне традиционный вопрос: – Что-то случилось?