След Бешеного - Виктор Доценко Страница 19

Как это часто бывает, мир и согласие в семье создавала мать — Серафима Иннокентьевна. Суровый глава семейства, геройски прошедший войну: в праздники его грудь напоминала настоящий иконостас, сверкавший в солнечных лучах от орденов и медалей, к супруге своей относился подчеркнуто уважительно. Он очень ценил ум и доброту своей Серафимы, а потому в самые сложные для семьи минуты жизни, когда нужно было принять трудное решение, глава семьи всегда советовался с женой.

То ли карма их семьи оказалась такая, то ли злые силы в какой-то момент сглазили ее благополучие, но отцу и матери суждено было пережить своих детей, а их ветвям на родовом древе — засохнуть. Сначала утонула дочка. Пошла со своей школьной компанией отмечать получение аттестата зрелости, начали праздновать в кафетерии, а потом кто-то предложил продолжить на Ленинских юрах, на берегу и…

Добросердечную и обаятельную Катюшу, любимицу всей школы, хватились только под утро, когда стали собираться по домам и увидели ее платье, специально сшитое к выпускному вечеру. Тело нашли на удивление быстро: его прибило к парапету у причала речных трамваев. Катерина бретелькой бюстгальтера зацепилась за какую-то железку, горчащую из гранитного берега.

В тот же день волосы главы семейства полностью поседели, а он сам навсегда перестал улыбаться. Катерина была любимицей отца, и он никак не мог примириться с ее смертью. Через четыре года в автомобильной катастрофе погиб младший сын Гордей. Ни одной царапины и мгновенная смерть от серьезнейшей травмы головного мозга и разрыва шейных позвонков.

На этот раз, словно предчувствуя судьбу второго сына, наполовину поседела мать — Серафима Иннокентьевна. За одиннадцать месяцев до этой катастрофы Гордей окончил Высшее училище пограничных войск и служил на границе заместителем начальника заставы. Это был его первый отпуск, в котором он успел отдохнуть лишь четыре дня…

Всю любовь, все свои надежды и чаяния отец с матерью перенесли на старшего сына Савелия. К моменту гибели своего брата в семьдесят седьмом году он окончил военное училище в Рязани — воздушно-десантное, и уже носил погоны капитана. Он был на хорошем счету у своих командиров, и многие поговаривали, что не пройдет и года, какого направят в Академию имени Фрунзе, и недалеко то время, когда Савелий станет генералом. Года действительно не прошло, как его направили, но не в академию, а в Афганистан!

Савелий был хорошим командиром и по-отечески относился к своим солдатам, стараясь без особой нужды не подвергать опасностям их жизни. Именно в его батальоне были самые низкие потери по армии, воевавшей в Афганистане, а по количеству награжденных орденами и медалями его батальон был на хорошем счету и входил в первую пятерку. Скорее всего к выводу войск из Афганистана Савелий, как ему и предрекали, действительно дослужился бы и до генеральских погон, но, видимо, на Небе явно ощущался недостаток в хороших людях: он погиб на пятом году афганской войны, за год до начала горбачевской перестройки.

Волосы бедной матери совсем побелели, и теперь седыми были оба супруга. Родителям оставалось только оплакивать свою горькую долю, доживая оставшиеся годы в одиночестве в большой трехкомнатной квартире.

В советские времена, а именно до августа девяносто первого года, полковничьей пенсии Кузьмы Силантьевича, гражданской пенсии Серафимы Иннокентьевны и пособия за погибшего в Афганистане сына вполне хватало для более-менее нормальной жизни, а если и приходилось постоять в очереди, они не роптали: «Всем трудно, а мы ничем не лучше других».

Но стабильная жизнь закончилась после развала великого Союза. Правители России, во главе с ее первым Президентом Борисом Ельциным, объявили, что с этого момента страна становится демократической и с каждым годом жизнь россиян будет «все богаче, все веселее»…

Первое «веселье» для граждан своей страны устроил премьер Гайдар, который лишил россиян всех и без того скудных сбережений, припасенных на черный день или на похороны. Потом и многие другие потешатся над Россией, поэкспериментируют и другие «реформаторы» и доведут страну до того, что пенсии станет хватать лишь на несколько буханок хлеба, а пособие за погибших в Афганистане сыновей превратится в жалкие копейки. Собственно говоря, даже и эти позорные гроши выплачиваются не всегда регулярно…

Никогда до этого не занимавшийся политикой Кузьма Силантьевич, глядя на экран телевизора, когда показывали пресс-конференцию членов ГКЧП, сказал:

— Смотри, мать, что творят эти сволочи со страной! А этот-то тоже мне герой: говорит, а у самого руки трясутся — то ли от страха, то ли с глубокого похмелья!

— Боже ж мой, что будет теперь с нами? — тихо прошептала Серафима Иннокентьевна, и по ее морщинистой щеке покатилась непрошеная слеза.

— Да ничего не будет, мать! — отрезал старый солдат. — Это наверняка Горбачев все устроил, а сам смотался на отдых, чтобы со стороны поглядеть, как они все разыграют!

— А если он ничего не знает?

— Ты забыла, мать, что я в разведке служил, и никогда не поверю, что Президент страны с таким мощным аппаратом госбезопасности ничего не подозревал о готовящемся путче! А коли знал, почему ничего не предпринял заранее? Вот и выходит, что он, словно та девица, что динамо крутит: и дать любому охота, и залететь боится! Страна на глазах в тартарары катится, а он отдыхать едет, мать твою…

А по поводу демократии в России Кузьма Силантьевич категорически заявил, что Россия к ней не готова и не будет готова еще много десятков, может, и сотен лет. А объявление первым Президентом России демократического строя в стране напомнило старому солдату сталинские времена, когда «отец всех народов» заявил, что «сделает всех счастливыми».

С каждым годом жить старикам становилось все труднее и труднее. Защитив Родину от фашистского ворога, честно отдав все силы своей стране, потеряв всех детей, двое пожилых людей перебивались с хлеба на, воду и с большим трудом выходили на улицу. Раньше, когда дети были живы, их дом был полон людей и ни один праздник не обходился без веселых шумных компаний. Теперь они остались одни, и их постепенно перестали навещать друзья их детей: кому нужны одинокие старые люди? А собственные друзья — кто умер, а кто сам уже был не в силах передвигаться и по квартире, не то чтобы собраться с духом и поехать в гости. Не говоря уже о том, что в наши трудные дни мало у кого нет собственных забот, а уж на чужие ни времени, ни энергии не остается.

Единственный, кто не оставил и продолжал навещать стариков, был однополчанин Савелия по Афганистану и его друг еще со времен учебы в рязанском училище— Андрей Плешков. Каждому его появлению старики радовались, как дети, и не только потому, что он всегда приносил с собой много всяких вкусностей, которые они не в состоянии были купить на свои скудные пенсии, но и потому, что могли вдоволь наговориться со свежим человеком, узнать о том, чем живут люди молодые.

«Милый Андрюша», как они его называли, служил под началом Савелия, закрыл глаза их сыну и отправил на родину то, что от него осталось после взрыва противопехотной мины, — так называемый груз двести». Провоевал Плешков в Афганистане после смерти своего друга немногим более двух месяцев: был тяжело ранен, в результате ранения потерял одну почку и был комиссован. На свое счастье, Андрей еще в училище всерьез увлекся электронно-вычислительными машинами, и его увлечение постепенно переросло в профессию. Он стал программистом экстра-класса. Вскоре с любой системой компьютерной защиты Плешков расправился в считанные минуты.