Операция "цитадель" - Богдан Сушинский Страница 18

— Тем более, мы должны теперь отслеживать каждый шаг этого «несостоявшегося собирателя венгерских земель». Причем учтите, граф, что в этом заключается не только моя личная безопасность, но и ваша.

— Об этом я никогда не забываю, господин регент. Вы хотели бы встретиться с ним?

— Если по правде, то я хотел бы забыть о его существовании. Навсегда… забыть.

— Как и все мы, кто идет за вами, господин регент.

Анташ вдруг явственно ощутил, что опасность действительно нависла не только над Хорти, но и над ним, а также над людьми, которые формируют сейчас его личное, Кароля Анташа, окружение, в надежде на лучшие политические времена. Да только похоже, что их не будет. Так не пора ли вспомнить о девизе древних германских предков: «Вперед за вожаком!»?

— В ближайшие дни представители германского командования начнут вести с ним переговоры. Мы постоянно должны быть в курсе: кто, где и о чем именно.

— А ведь в течение двух лет этот демагог находился в тюрьме. Было непростительной ошибкой освобождать его для триумфального шествия.

— Потому что мы с вами запрещали одну возглавляемую им партию — «Воля нации». Освобождать же его пришлось уже как руководителя другой, мощной политической силы, созданной Кальманом Хубаем — «Скрещенные стрелы», но которая избрала этого армянина [23]своим лидером, несмотря на то, что он все еще пребывал в тюрьме [24]. После освобождения, как вы знаете, он отправился в Берлин, где с ним основательно поработали в смысле идеологической подготовки. Так что теперь мы имеем не только «Скрещенные стрелы», но и родственную ей Венгерскую национал-социалистическую партию, созданную по примеру германской партии фюрера.

— В то время как правящая партия «Венгерская жизнь» во главе с графом Бетленом все теряет и теряет свои позиции.

Хорти не ответил, однако, встретившись с проницательным, острым взглядом рослого плечистого красавца Анташа, не отвел, как обычно взгляд, а задержал его.

— Это хорошо, что мы обменялись мнениями, граф, — молвил он, направляясь к выходу из самолета. — Сейчас очень важно, чтобы мы чувствовали плечо друг друга. Настало время объединяться во имя своего собственного спасения и спасения нации.

— Все, что в моих силах, господин регент…

Уже оказавшись в проеме двери, Миклош Хорти неожиданно оглянулся, чтобы признаться:

— Но когда вы заговорили со мной, граф, я думал не о Салаши и вообще не о политике.

— Я это почувствовал, поэтому попытался вернуть к суровой действительности.

— То, что тревожило эти минуты мою душу, могло оказаться еще более суровой… реальностью. Я, видите ли, был удивлен, что самолет благополучно приземлился.

— Вот как, существовали какие-то предпосылки? — занервничал граф Анташ. — Поступала информация?

Граф не мыслил себе ситуации, при которой регент мог бы получить какие-либо сведения в обход него. Он не только душевно, а почти физически страдал от осознания того, что хоть что-то сумело просочиться к регенту, не будучи им самим, Каролем Анташем, осмысленным и отфильтрованным.

— Вроде бы ничего подозрительного, — объяснял тем временем Хорти. — Но, садясь в этот самолет, я был почти уверен, что он то ли прямо в воздухе взорвется, то ли будет не понятно кем атакован, или же как-то сам по себе — ну, просто вот так, сам по себе, без какой-то видимой причины, — рухнет, не дотянув до посадочной полосы.

— Представляю себе, каким трудным выдался для вас этот полет, господин регент.

— Напротив, граф. Я смирился с этой неизбежностью и ждал ее, как высшего избавления. До конца дней своих буду вспоминать о нем, как о незавершенном полете в вечность.