Курьер.ru - Вячеслав Антонов Страница 18

Остальные тоже поднялись из-за стола. На второй этаж из холла вела узкая винтовая лестница. Терраса на плоской кровле была вымощена все тем же серебристо-черным камнем, но не рваным, а в виде гладких квадратных плит. Большая кофеварка вместе с чашечками китайского фарфора и блюдом маленьких пирожных расположилась на столике, там же оказались бутылка с бокалами и несколько свечей.

Чен вышел на балкон босиком, обнаженный до пояса. Ночной бриз овевал его торс, почти лишенный волос. Китаец разминался, низко приседая на одну ногу и вытянув вдоль пола другую; взрывная энергия, казалось, свободно текла по его телу — крупному, но без видимого мускульного рельефа. Андрей с Патрицией устроились на полу по-турецки, опираясь спинами на высокий парапет террасы, а плечами привалившись друг к другу. Перед каждым стояло по бокалу, у Патриции во рту сигарета, рядом магнитофон.

«Сегодня ночью ничего мне не обломится. По глазам видно. Завтра... спросим ее, что за Ши-фу такой...»

Из стеклянных дверей появилась Элизабет. На ней был китайский костюм из блестящего белого шелка, играющего в движении желтыми бликами свечей и голубым отражением лунного света. В таком освещении со своей темной прямой челкой она была похожа на китаянку, только высокую. На лице — улыбка, на щеках — ямочки. Прямой крой куртки и штанов скрадывал угловатые очертания фигуры.

— Я как японка, — показала она на ноги, чуть разведя руками, — тапочек нет.

На ногах у нее были мягкие белые носки. Ступни под широкими тренировочными брюками, составленные вместе на исходной позиции, выглядели небольшими, но еще более красивыми, чем показалось Андрею раньше. Посмотрев еще раз на ноги, она бросила быстрый взгляд на зрителей.

«Ну-ну: и она заметила, что он заметил, что она заметила...»

Патриция чуть прищурила глаза — явно засекла обмен взглядами между Элизабет и Андреем. Прикурив, она щелкнула клавишей магнитофона, и над террасой полилась медленная китайская музыка. Звенели под ветром связки легких трубок-колокольчиков, им вторили струнные переборы циня. Удивительные звуки эти отражались в шорохе волн, накатывающих на берег лунно-белым кружевом пены.

— Цзе цзе гуань гуань, — напомнил Чен то ли себе, то ли Элизабет. — Начали!

Они двинулись в таолу «Ян» — медленного, медитативного стиля тайцзи, — плавными, волнообразными движениями, описывали кистями ровные круги, разворачивались в пояснице и медленно поднимая ноги в стилизованной имитации ударов. Чен делал все движения мягко и точно, в низкой стойке, особенно трудной для исполнения. В его технике явно ощущалось боевое начало, расслабленная, стелящаяся мощь хищника, в любой момент готового к смертельному взрыву. Техника Элизабет была любительской, она ломалась на смене направлений, требующей плавных дуг и непрерывного нанизывания кругов.

— Тебе нравится? — шепнула Патриция, легонько толкнув плечом Андрея.

— Таолу? Не очень.

— Не таолу. Она сама. Элизабет.

— Ты же знаешь... — «...кто мне нравится», хотел сказать Андрей, но промолчал, чтобы не мешать исполнителям.

— По-моему, ей нравится Чен, — снова шепнула Крыса.

Андрей молча пожал плечами.

«В самом деле? Слишком уж они разные».

Впрочем, он мало знал обоих.

Музыка меж тем все лилась, скручивалась, поднималась и опускалась. Высокий рост немного мешал Элизабет, но он же придавал ее движениям особую, угловатую грацию, как у молодой девушки, впервые попавшей на бал. Переливающийся шелк костюма растворял женскую фигуру в лунном сиянии, в которое темным силуэтом впечатался мощный мужской торс. Эти двое были совсем рядом и в то же время будто на бесконечном расстоянии друг от друга — вообще в разных пространствах, каждый в своем.

Таолу закончилось, исполнители встали в начальную позицию, с глубоким выдохом опустив ладони к низу живота. Дыхание американки несколько сбилось, у Чена оно вообще не чувствовалось; он закрыл глаза, глубоко погрузившись в себя. Патриция снова щелкнула клавишей, и над террасой остался только ровный шум моря.

— Син гун синь цзе. —Чен отошел к парапету и как-то странно посмотрел на Элизабет, словно впервые увидел то ли ее саму, то ли что-то особенное в ней.

— Меня ушу с шести лет отец учил, что не так — сразу палкой, — вспомнил Чен.

— Меня тоже надо палкой? — немного волнуясь, спросила Элизабет.

— Да нет, для европейца ничего... а может, и надо. — Китаец перевел все в шутку. — Ну что ж, кофе я с вами выпью, да и спать. Чао, сеньориты, с собой никого не приглашаю — завтра трудный день.

— А никто с тобой и не собирается, — в тон ему ответила Патриция.

— Я тоже иду спать. Спокойной ночи, Пэт, спокойной ночи, Эндрю, — сказала Элизабет.

— Спокойной ночи, Элизабет. Очень рад был с вами познакомиться.

— Вы говорите искренне? Я понимаю, глупый вопрос, но... такая ночь сегодня.

«Таолу ее прошибло, энергия ходит. И у меня так бывает. Да еще выпила».

— Совершенно искренне, — серьезно ответил Шинкарев.

«Не шути с женщинами, — настаивал Козьма Прутков, — сии шутки глупы и неприличны».

Андрей всегда разговаривал с женщинами серьезно и просто. Включая и тех, с которыми намеревался переспать — часто именно такой тон был самым лучшим. С этой Шинкарев спать не собирался, но без тендерных игр, как водится, не обошлось.

— Я рада, — столь же серьезно проговорила Элизабет, протянув на прощанье руку и пристально глядя в глаза.

«Ну-ну... И он заметил, что она заметила, что он заметил».