Кимоно для боя - Михаил Серегин Страница 18

Он немного помедлил перед дверью с табличкой «Секретарь» и открыл ее.

– Вы к кому? – молоденькая секретарша, суетливо разбиравшая какие-то бумаги, подняла на него тревожный взгляд.

У нее было гладкое детское личико, зеленовато-карие глаза, правильный, чуть широковатый нос и аппетитные губы, которые она покусывала от усердия.

– Я к Олегу Юрьевичу, – улыбнулся Китаец и попытался заглянуть в открытую дверь кабинета.

– Нет, нет, нет, – секретарша выскочила из-за стола и кинулась наперерез Китайцу, чтобы преградить ему дорогу. – Олег Юрьевич занят, он сегодня не принимает.

– Может, вы все-таки сообщите ему обо мне? – Он вынул визитку и протянул ее девушке.

– Хорошо, – она поправила зачесанные назад короткие каштановые волосы и шагнула в кабинет, закрыв за собой дверь.

Секретарша вышла почти сразу же и, удивленно глядя на Китайца, пригласила его войти.

– Спасибо, – кивнул он.

В кабинете Сорокина царил форменный беспорядок. Шкафы были раскрыты настежь, ящики выдвинуты, а их содержимое валялось на стульях, креслах, диване и столах. Олег, в белой рубашке без пиджака, сортировал вещи и укладывал их в две большие спортивные сумки, стоявшие посреди кабинета.

– Переезжаете? – Китаец остановился у входа, не зная, куда ступить.

– Нет, то есть да, – выпрямился Сорокин, – собираю вещички и уматываю отсюда к чертовой матери. Надоело. Садитесь, – он скинул с одного из стульев бумаги на пол и пододвинул его Китайцу. Сам опустился в рабочее кресло и, достав сигареты, закурил.

Китаец тоже вынул пачку «Винстона» и зажигалку.

– Вы застали меня здесь совершенно случайно, – произнес Сорокин, глядя, как Китаец закуривает, – я больше здесь не работаю.

– Мама вас уволила? – Китаец иронично посмотрел на Олега.

– Она еще ничего не знает, – покачал головой Сорокин, – это мое решение.

– Вы так думаете? – с сомнением посмотрел на него Китаец.

– Не понял, – Сорокин раздраженно стряхнул пепел с сигареты.

– Мне кажется, ваша мама – очень информированный человек, особенно в тех вопросах, которые касаются лично вас.

– Да, – скривился Сорокин, – она пытается меня контролировать.

– Она только что была у меня, – слабо улыбнулся Китаец. – Вместе со своими головорезами.

– Вы ей сказали? – насторожился Олег.

– Она уже знала, так что отпираться было бесполезно.

– Ну и черт с ней! – выругался Сорокин и начал перебирать почту, сложенную на столе аккуратной стопкой.

Едва взглянув на адреса, он отбросил несколько писем и с недоумением взял в руки небольшую бандероль в коричневом пакете. Вскрыв пакет, он извлек оттуда стандартную видеокассету. Повертев ее в руках, он поднялся и сунул кассету в гнездо видеодвойки, закрепленной на кронштейне перед столом. Несколько минут у него ушло на поиски пульта, который оказался в ящике стола. Китаец с интересом наблюдал за его действиями, а потом тоже повернул голову к экрану. Это были документальные съемки, сделанные, скорее всего, втайне от действующих лиц. Камера была установлена в какой-то комнате и направлена на широкую кровать.

Сначала в кадре никого не было видно. Потом появились сразу двое: мужчина, вернее молодой человек лет двадцати, и женщина.

– Катя? – прошептал Олег, узнав в женщине Петрушенко.

Это была действительно Екатерина. Видимо, она была довольно сильно пьяна, потому что движения ее были неточными и какими-то заторможенными. Это сразу бросалось в глаза. Парень помог ей добраться до кровати и принялся раздевать ее.

– Нет! – вскричал Олег и, вытянув руку с пультом в сторону телевизора, выключил его. – Сволочи, – прошипел он, раздувая ноздри, – гады. Зачем?..

Он поднял со стола тяжелую мраморную подставку для авторучек и собирался запустить ее в телеэкран, но Китаец успел перехватить его руку.

– Погоди-ка.

Забрав подставку из рук Олега и опустив ее на стол подальше от него, Китаец принялся рассматривать пакет, в котором была кассета. Внутри он обнаружил лист бумаги, на котором прочел: «Если тебе дорога жизнь твоей цыпы и ты не хочешь, чтобы кассета попала к Мозелу, не позднее пятнадцати ноль-ноль четвертого апреля оставь двадцать тысяч долларов в камере хранения в сто сорок девятой ячейке на железнодорожном вокзале. Ячейка будет заперта. Код – А123».

– Отправлена за день до смерти Кати, – сказал он, – обратного адреса, разумеется, нет. Ты знаешь этого парня? – он кивнул в сторону погасшего экрана.

– Первый раз вижу, – помотал головой Сорокин.

– Уверен?

– Кажется, да.

– Может, взглянем еще?

– Зачем? – Олег посмотрел на него с видом великомученика.

– Хочу рассмотреть ее партнера. У тебя есть фотоаппарат?

– «Поляроид», – кивнул Сорокин, – где-то там, на стенке.

Китаец нашел аппарат, забрал у Олега пульт, который тот сжимал в левой руке, и снова включил видеодвойкку. Найдя кадр, где хорошо было видно лицо парня, он остановил его и сделал снимок.

– Ты ведь знал, что Катя встречается с другими мужчинами. – Подождав, пока фото окончательно проявится, Китаец отрезал ненужные детали, оставив только портрет парня.

– Догадывался, – с горечью согласился Олег. Он взял сигарету и снова закурил. – Только это не одно и то же: догадываться и видеть все воочию.

В секретарской что-то громыхнуло, раздался грубый возбужденный голос, и дверь в кабинет распахнулась.

– Олег Юрьевич занят, – пролепетала секретарша, но ее грубо отпихнули.

– Сейчас я его освобожу, – в кабинет ворвался здоровый русоволосый парень в синей курточке со стоячим воротником, кроссовках и спортивных штанах. Под мышкой он держал толстенную темно-коричневую барсетку. Его лицо было похоже на лампочку: зауженное кверху, с толстыми пунцовыми от возбуждения щеками. Сравнение с лампой усиливала непонятная черная кожаная шапка в виде таблетки, которая напоминала цоколь бытового электроприбора.

Гриша, а это был он, подлетел к Олегу и схватил его за грудки.

– Это ты, падла, признавайся! Или твоя мамаша? Урою всех за Катьку! Я тебя предупреждал, маменькин сынок!

Следом за Гришей в кабинет вошли два его телохранителя и встали у двери, с безразличием наблюдая за беснующимся шефом. Они заметили стоявшего в стороне Китайца, но так как он не двигался и, видимо, не представлял, на их взгляд, особой опасности, просто держали его в поле зрения.

– Я из тебя, гондон, душу вытрясу, – продолжал буйствовать Мозлов. – Это по твоей милости меня двое суток в ментовке мариновали! Хотел на меня все списать, щенок?! Слава богу, у Мозела еще есть деньги и связи – отпустили под подписку. А ты, наверное, не ожидал меня так скоро увидеть, а?