Ударный рефлекс - Сергей Зверев Страница 18

– ...Возвращаюсь домой – никого нет. – Вдохнув побольше воздуха, чтобы продолжить, Илья взглянул на опера, но тот перебил:

– Складно врешь. Но мы все равно проверим. Ладно, грузим его в машину – и в ИВС.

* * *

Вот уже полтора часа Илья Корнилов сидел в так называемом «стакане» – микроскопической одиночной камере изолятора временного содержания ялтинского ГОВД. «Стакан» – не постоянная камера; сюда арестантов помещают на несколько часов перед первым допросом. Делается это, как правило, для того, чтобы сломать у допрашиваемого волю к сопротивлению. Человек, еще недавно наслаждавшийся жизнью на воле, оказывается в четырех стенах, где и ноги-то вытянуть невозможно! В голове невольно крутятся вопросы: «будут бить или нет?», «что ментам известно?», а главное – «какую статью предъявят?» После нескольких часов такого вот сидения клиент и созревает для беседы со следователем. И уж на первом же допросе после «стакана» он нередко рассказывает даже больше, чем от него требуется.

Регистрация, шмон, медосмотр, изъятие и опись вещей, фотографирование в анфас и профиль, снятие отпечатков пальцев – все это оставалось позади. Психика ветерана кавказских войн отличалась тренированной стабильностью: сидение в «стакане» не сломило Корнилова, а наоборот, дало возможность собраться с мыслями, проиграть в голове возможные варианты беседы, предугадать вопросы и, как следствие, детально продумать собственные ответы...

Мерзкий лязг металлической двери – на фоне ярко освещенного проема возник рельефный силуэт сержанта.

– На выход!

Спустя несколько минут арестованного ввели в кабинет начальника городского угро. Сидевший за столом сыскарь что-то старательно записывал. И лишь спустя минут пять, оторвав глаза от бумаг, хозяин кабинета в упор посмотрел на Илью.

– Так вот как, оказывается, ты выглядишь, – произнес он недобрым голосом. – А я тебя совсем другим представлял...

Илья промолчал – теперь главным было не дать втянуть себя в отвлеченный разговор «каким ты меня представлял и каким же я оказался», а, дождавшись конкретных вопросов, заявить об исчезновении Ксюхи и Мити.

– Ну, что делать будем? – закурив, милиционер придвинул подследственному пачку сигарет – мол, угощайся. – Что, не куришь? Или западло такие дешевые курить? А ты вообще что предпочитаешь? – неожиданно спросил мент.

Корнилов не ответил.

– «Кэмел», значит... – Достав из выдвижного ящика стола початую пачку сигарет, изъятую у арестанта при обыске, милиционер протянул ее собеседнику. – Забирай, мне чужое не нужно. Ладно... Короче, Корнилов Илья Сергеевич, давай, колись.

– В чем? – поинтересовался арестованный.

– Я тебе сейчас оформлю явку с повинной, ты все подпишешь и пойдешь к себе в камеру. Я скажу, чтобы тебе лучшую выделили, с видом на море и без надоедливых соседей, которые будут тебя расспрашивать, зачем ты столько красивых девушек убил и изнасиловал. Статьи у тебя очень тяжелые, но, может быть, суд, учитывая чистосердечное признание, и пойдет тебе навстречу...

– Не понимаю... Что вам от меня надо?

– Вот это уже другой разговор. Обвиняют тебя в следующем: в изнасиловании и зверском убийстве официантки ресторана «Красный лев» гражданки Красильниковой Светланы, произошедшем предположительно в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое апреля, в изнасиловании и зверском убийстве несовершеннолетней Скворцовой Татьяны, произошедшем предположительно в ночь с двадцатого на двадцать первое апреля, в попытке изнасилования ученицы ливадийской школы-интерната, несовершеннолетней Кругловой Екатерины, случившейся вечером двадцать второго апреля... Достаточно? А то у нас на тебя еще есть...

– Тут какая-то ошибка, – пробормотал Илья, из последних сил сдерживаясь, чтобы не взорваться. – Я-то в Ялту только двадцать первого апреля приехал... С невестой и ее братом. Как я мог убить какую-то Красильникову в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое? Вон, можете у моей квартирной хозяйки спросить, когда мы в Ялте появились.

– Ее свидетельские показания уже сняты, – мент постучал карандашиком по папке уголовного дела. – Действительно, в квартиру ты въехал двадцать первого апреля. Но это не значит, что в Ялту ты тоже приехал двадцать первого, а не раньше. Мог ведь и в другом месте жить, до того, как эту квартиру снял... Специально, чтобы нас с толку сбить. Кстати, адресок не назовешь?

– Вы что... действительно меня за маньяка считаете?

– Считать тебя убийцей может лишь суд. Мы же вправе только подозревать. Но оснований для этого у нас более чем достаточно.

– Но ведь... это не я! – выдавил из себя Илья, обескураженный пристрастностью собеседника.

– Все так говорят... до поры до времени, пока к стене не припрут. Потому еще раз предлагаю оформить явку с повинной, по-хорошему. Зачем нам друг другу нервы мотать? Отпираться глупо и бессмысленно. Следствие располагает неопровержимыми доказательствами твоей вины.

– И какими же, интересно? – медленно закипая, поинтересовался Корнилов.

– Свидетельскими показаниями одной из потерпевших, которую ты так и не смог убить. Кстати... ты машину водить умеешь? – как бы невзначай бросил хозяин кабинета.

– Допустим, умею... А что?

– Да ничего, просто так спросил, – удовлетворенно бросил сыскарь, но Илья, всецело занятый сообщением о каких-то «свидетельских показаниях», не придал значения этому вопросу.

– И кого это я не прирезал?

– Узнаешь еще, – уклончиво пообещал начальник угро и, выдвинув ящик стола, положил перед Ильей листок бумаги. – А пока почитай вот это...

– «За совершение особо тяжких преступлений разыскивается мужчина, – полушепотом начал Илья. – Приметы: возраст – 25–30 лет, рост – 180–185 см, телосложения плотного, волосы русые, прямые, стрижка короткая, глаза серые... Особая примета: предположительно, на левой руке отсутствует большой палец...»

Справа от текста помещался портрет-фоторобот: при некотором воображении в нем действительно можно было бы узнать Илью.

– Пальцы у меня все на месте, – немного успокоившись несходством главной приметы, Корнилов протянул собеседнику обе руки.

– Это неважно, – отрезал сыскарь, едва взглянув на руки Ильи. – Видишь, там написано: «предположительно».

– Да и рост у меня не 180–185, а 190, – напомнил подследственный. – Проверяйте.

– Рост тоже указан приблизительный... Потерпевшая, дававшая показания, могла и ошибиться.

– А может, она и во всем остальном ошиблась?

– Не думаю.

– Гражданин начальник, – Илья закусил нижнюю губу, пытаясь найти еще хоть какие-нибудь контраргументы. – Я ведь не один в ваш город приехал, а с невестой и ее братом...

– А вот врать нам не надо, за вранье ответишь, – строго перебил начальник угро, – мы уже беседовали с твоей квартирной хозяйкой. Никакой девушки и инвалида она в глаза не видела...