Муму. Гладиатор - Андрей Воронин Страница 18

Половина столиков была пустой. За остальными сидели типичные работяги. Они потягивали пиво из пластиковых бокалов и обильно матерились. Между столиками фланировала страшного вида алкоголица. Дама просила допить в обмен на светские истории.

Артемин отправился выбирать столик. Это оказалось делом непростым даже при всем богатстве выбора.

«Судя по всему, убирать за клиентами в этой трущобе не принято», — решил он.

И действительно, только один из столиков был относительно чистым. На остальных громоздились объедки рыбы, кучи окурков, выпавших из жестяной банки, и десятки пустых стаканов.

Артемин брезгливо поморщился. После сидения на грязной скамейке брюки за пятнадцать тысяч рублей придется отдать в стирку, а то и вовсе выкинуть.

Он занял выжидательную позицию, всем своим видом показывая, что клиент готов сделать заказ. Но тут же осознал всю нелепость своего ожидания — было бы странно, если бы в этой тошниловке к нему вмиг подскочила услужливая официантка в униформе с вопросом «Чего изволите?».

Артемин выругался про себя и отправился к барной стойке. Он внимательно изучал ассортимент на прилавке. Сегодня он еще не ужинал, но мысли о еде стразу улетучились. К беляшам из свежей котятины Артемин не притронулся бы даже под дулом пистолета. Ничего съестного тут и не было.

Из приличных напитков здесь был только явно паленый коньяк «Metaxa» и внушающий доверие «Red Label». Артемин собрался было заказать сто грамм вискаря, но тут же вспомнил про конспирацию.

— Эй, шеф, бокал пива мне налей, — обратился он к бармену, всем своим видом стараясь показать, что он обычный местный парень. — Да, и еще пакетик фисташек.

Взяв бокал и внимательно пересчитав мятую сдачу (исключительно для конспирации), Артемин отправился за свой столик. Отхлебнув пива, украдкой взглянул на экран айфона.

Времени было уже пять минут одиннадцатого, а загадочный любитель Дюма так и не появился.

Как раз в этот момент дверь открылась: на пороге стоял низенький мужичок в старой куртке еще советского пошива, в кепке, как у Ленина, и с удочкой под мышкой. Он уверенным шагом двинулся к стойке, вежливо поздоровался с барменом и попросил налить стакан пива.

«Неужели это он?» — удивленно подумал Артемин.

Доставая из сумки кошелек, мужичок как бы случайно вынул оттуда потрепанный томик «Трех мушкетеров».

И тут на Артемина снизошло просветление. Человек с удочкой — знаменитый Яков Исаакович Шельман, настоящая легенда в мире черного арт-рынка. О нем слышали все более-менее серьезные его игроки, но видеть этого героя коммерции доводилось не каждому. В отличие от Артемина, он жил скромно и всеми силами старался не привлекать к себе внимания.

Шельман чем-то напоминал знаменитого Корейко. Он также был миллионером, причем именно подпольным. Он также питался всякой дрянью, стараясь тратить не больше, чем позволяла его скромная пенсия. Да и про лоховскую удочку легенды ходили уже давно. Раньше Артемин думал, что это только легенды. Он стал ждать дальнейшего развития событий, мирно попивая пивко и стараясь ничем не выдавать своего интереса к новому посетителю.

* * *

Выкушав борщ и с аппетитом уничтожив целую тарелку шашлыка, Болдигов заказал себе кофе. Вместо этого бодрящего напитка он получил какую-то растворимую бурду в пластиковом стаканчике.

«Как же все-таки далеко нам еще до европейской цивилизации, — сокрушенно подумал он. — Вот во Франции в любой забегаловке можно заказать нормальный эспрессо».

На часах было уже десять. За оставшиеся пятьдесят минут он не только спокойно допьет кофе, но и благополучно доберется до нужного места. Благо никаких пробок в такое время суток не предвиделось.

Но пока еще оставался нерешенным главный вопрос: что он скажет майору? Как и какими словами объяснит вчерашнее приключение?

Перед майором Болдигов чувствовал себя виноватым. Все-таки он сразу сдал его незнакомцу. Но разве умолчишь тут, когда жизнь твоя висит на волоске? Это ж только красноармейцы на допросе в гестапо держались до последнего.

Оставалось два варианта: или сразу во всем чистосердечно признаться, или включить дурака и про вчерашнего гостя вообще не упоминать.

Второй вариант был Болдигову больше по душе. Но вдруг этот инкогнито и майор как-то связаны?

Болдигов расплатился за поздний обед и направился к машине. На улице было уже темно.

До Волоколамского шоссе он добрался без приключений. Теперь еще оставалось найти тот злополучный 28-й километр.

«Все таки лучше сразу ему рассказать, — решил наконец Болдигов. — Может, он тогда от меня отцепится».

Волоколамское шоссе тянулось впереди нескончаемой темной лентой. Прямо в глаза били фары встречных машин. Он проехал уже пятнадцатый километр и снизил скорость до шестидесяти. Он внимательно вглядывался в дорожные знаки. Вот наконец уже двадцать пятый. Все, готовность номер один. Еще секунд сорок, и…

«А может, ничего ему не говорить? — подумал он. — Вообще ничего? Пусть он задает вопросы, а я на них отвечать буду. Если майор спросит про вчерашнее, тогда я ему все как на духу выложу».

Это был самый разумный вариант. Болдигов не знал, в сферу чьих интересов ему угораздило попасть, и в такой ситуации лучше всего было придерживаться старого доброго принципа: дружить со всеми или хотя бы ни с кем не ссориться и по мере возможности держать язык за зубами.

Болдигов задумался и на добрую сотню метров проехал нужный знак. Пришлось резко затормозить и дать задний ход. На часах было без девяти одиннадцать.

Он вытащил из кармана сигарету и приоткрыл окно. От первых же затяжек ему сделалось тошно; голова, которая немного успокоилась после таблетки, снова начала болеть.

«Хреновую у нас водку делают, — подумал он. — А народ ее хлещет и хлещет. Не то что во Франции. Там настоящее виноградное вино стоит меньше евро за литр и даже последний алкаш может себе его позволить».

Последние минуты ожидания стали самыми тягостными. Голова гудела, а на сердце было неспокойно. От нечего делать Болдигов снова закурил.

Вдруг он вспомнил, что майор дал указание выйти из машины и ждать черную «Волгу». Болдигов открыл дверцу и проворно выбрался наружу.

На улице шел мелкий противный дождь. Мимо него на огромной скорости проносились машины. Вид вечернего шоссе был жутковатым.

«Так всегда, — подумал он. — Если сам едешь в потоке, то и не замечаешь скорости, и не страшно совсем. Но стоит остановиться на шоссе, аж мандраж берет».

Болдигов поежился: холод напоминал о себе.

«Еще и опаздывает! — подумал Болдигов, глядя на часы. — Уже три минуты двенадцатого. Эх, завтра в Париж! — он старался думать о приятном. — Там намного теплее, чем в этой забытой Богом северной Москве. Уже и каштаны расцвели».

Болдигов напряженно вглядывался в темное шоссе.