Контрольная диверсия - Михаил Белозеров Страница 17

Он вспомнил ещё бой под Семёновкой, когда они попали в двойное окружение, и едва прорвались сквозь него, потеряв пятерых, он вспомнил, как три дня лежал в лесополосе под Славяногорском, выслеживая пиндоса. И выследил-таки. Никто не знал, что именно он, Цветаев, явился причиной заявления госдепа США о российских диверсантах, которые якобы уничтожили Майкла Роджерса, лучшего специалиста по минно-взрывному делу: его нашли в кустах над Северским Донцом, не спасла его и качанная-перекачанная шея. Потом ещё было многое, разумеется, он стоял на баррикадах, ходил в разведку, но к оружию не питал доверия, не понимал его, не сроднился с ним, хотя помнил «левостороннее правило» — основу тактики боя любого пехотинца. Его коньком стала чистая «охота», только здесь себя он чувствовал как рыба в воде. Но однажды понял, что индивидуальная борьба не эффективна, и пришёл к Кубинскому, и он ему поверил, хотя они не виделись лет десять. Теперь он был здесь, в команде, в самом логове врага, но счастливей от этого не стал. Счастье, оно ведь не зависит от тебя. Оно или есть, или его нет, это состояние, а не замороженный факт.

— А за своим Орловым тоже с ножичком пойдёшь? — насмешливо спросил капитан Игорь, становясь в ленивую позу Геракла: нога за ногу и правая рука вбок.

Он успел переодеться в камуфляж «жаба» и выглядел настоящим армейцем.

— Слушай, отстань от меня! — с металлическими нотками в голосе попросил Цветаев.

— Знаю я твоего брата, — сплюнул на грязный пол капитан Игорь. — Варёные мухи!

Цветаев проводил взглядом спичку, которая ловко улеглась вдоль плинтуса. Когда они заняли эту квартиру, она была чистой и ухоженной, а теперь превратилась в пещеру. От ног оставались следы на полу.

— В смысле? — уточнил Цветаев.

Да он слон в комнате, только его никто не замечает. У него комплексов вагон и маленькая тележка, он боится меня, точно так же, как я его, сообразил Цветаев. И это маленькое открытие приободрило его.

— Не пойму, вроде взрослый человек… — капитан Игорь презрительно скривился.

— И что?.. — зло спросил Цветаев.

— А то, что это не война — ножичком-то, это как на медведя с рогатиной. Варёные мухи!

— Тебе какое дело?!

Цветаев удивился тому, что капитан Игорь угадал его тайные мысли. Это он только для вида хорохорился, изображая эстетизм охотника, а на самом деле, давно подумывал изменить тактику этой самой «охоты», дело оставалось за малым: подобрать верное оружие, дюже его заинтересовала винтовка капитана Игоря, но показывать слабости было нельзя. Юность закончились, понял он, надо измениться, и вмиг повзрослел.

— Мне, конечно, никакого дела до твоих выкрутасов нет, — размеренно произнёс капитан Игорь и засунул в рот новую спичку. — Однако выглядишь ты динозавром. Со мной этот фокус не пройдёт!

Цветаев собрался ответить особенно едко, мол, не тебе меня, пижон, учить, или что-то подобное, но в комнату стремительно вошёл Прок и сказал непререкаемым тоном:

— Хватит собачится! — Вечереет, пора! — И с пониманием посмотрел на капитана Игоря, как бы говоря, извини, других провожатых нет.

* * *

Только бы не было дождя, подумал Цветаев. В дождь ему почему-то становилось тоскливо и одиноко.

Вышли в сумерках. Капитан Игорь нервно буркнул в локалку:

— Держись за мной! Варёные мухи!

И скользнул бесшумно, как призрак, между домами. Оказывается, пока Цветаев злился многоэтажно, он изучил карту и ориентировался в чужом городе, как у себя в кармане.

Цветаев, положившись на инструкции прикрывающего, трусил метрах в пяти правее, чтобы контролировать «неудобное» направление из «левостороннего правила». По его мнению, капитан Игорь навесил на него слишком много оружия: ну понятно, АК-74, как бы сам бог велел, бог велел тащить ещё и четыре магазина по шестьдесят патронов каждый, но зачем восемь коробок в ранце, столько же гранат и УДЗ? Это уже потом Цветаев оценил предусмотрительность капитана Игоря, а вначале злился, места себе не находил, полагая, что капитан Игорь тихо над ним издевается. Даже Пророк покачал головой, глядя на их сборы:

— Словно на войну собираетесь…

Капитан Игорь ничего не ответил, только криво усмехнулся, мол, вы мне ещё спасибо скажете. Сам он, по мнению Цветаева, шёл налегке: с бесшумным пистолетиком на бедре, со своей винтовочкой, у которой ствол был таким толстым, что она походила на пулемет «Максим», с какими-то маленькими магазинами и с длинными, в палец, патронами, а ещё — с энным количеством банок пива. Цветаев сам видел, как капитан Игорь кинул их в ранец. Алкоголь, даже лёгкий, на «охоту» не брали. Это было табу, потому что любой алкоголь тормозит реакцию и «воняет». Но Пророк лишь пожал плечами и ничего не сказал, давай понять, что он не командир капитану Игорю и что у того своя голова на плечах. Цветаев хотел во очередной раз возмутиться, но передумал под строгим взглядом Пророка.

Вначале было тяжеловато, но минут через двадцать, когда они уже пересекли Лаврскую, Цветаев почувствовал, как втягивается в ритм: в поту, под хрипы в горле — ремни разгрузки уже не казались узкими, а фляга, которая хлопала по бедру, была даже мила, и всё потому что в неё налит сладкий-присладкий чай с лимоном, и к ней хотелось присосаться, как к любимой девушке.

Эспаланада Славы встретила их абсолютным запустением. Похоже, здесь прошлись львонацисты и бандерлоги. Ввиду сгоревшей гостиницы «Салют» Цветаев и капитан Игорь миновали ряд заброшенных баррикад со следами бурой крови. Кто и за что здесь сражался, трудно было понять, скорее всего, кто-то из самообороны несознательных граждан попытался удержать свой квартал — следы недавнего восстания? Вначале они все были наивными: предвкушая ЕС, прыгали и ликовали вокруг майдана, потом рыдали и стенали, потом побежали с криком «Спасайтесь!», а ещё потом: «Мы завидуем вам… — сознавались они нехотя, — вы отвоевали свободу…», и лица у них были серыми от тоски и безысходности. Теперь их кости валяются в бурьяне, и вороны с карканьем растаскивали их по округе, и Киев, расколотый хунтой на части, упал к ногам ляхов, ждавших своего часа семьдесят пять лет.

Поговаривали ещё о группах «Очищення», которые занимались тем, что выявляли нелояльных и уничтожали их. Но это вовсе казалось дикостью в сытом, довольном Киеве, и Цветаев не верил.

Все мололись на помощь с Востока, и эти бедняги тоже. Только у нас всё получилось, думал Цветаев, а у них — ничего, никто не пришёл, не потому что презирали за слабину перед ляхами, а потому что были связаны по рукам и ногам, и надо было выбираться из дерьма самим, а не взывать к России, которая, хорошо хоть, помогала добровольцами и оружием.

После дождя воздух был пропитан запахами лета. Город вымер, и природа мгновенно взяла своё, благоухали все: блестящий Днепр, серый асфальт, голубое небо и даже крыши, не говоря уже об вездесущих одуванчиках и зарослях крапивы, в одночасье поглотившими обочины и поляны.

Ещё минут через десять, после пробежек не прямой, а по всякий закоулкам, они выскочили на Парковую возле «БонВизит-Тов» с огромной рекламой на фасаде здания. Заходящее солнце блестело в окнах, левобережье лежало в золотистой дымке, подкрашенной на горизонте чёрными дымами. И капитан Игорь, позволив Цветаеву приблизиться, спросил словно между прочим, вглядываясь в мост Патона: