Война с видом на море - Игорь Срибный Страница 17

– Ну, говорят, вы там зверствовали от души?

– Смотря что ты называешь зверством… Ты хочешь поставить меня вровень с твоими «быками»?

– Примерно так. Хочу понять, чем ты отличаешь зверства в Афгане от того, что сотворили мои, как ты выразился, «быки» в Бестужевке.

Сербин вспомнил Чарикарскую «зеленку». Воздух над нею был серым и прогорклым от сотен печных дымов, уходящих ввысь и сплетающихся там в серо-черную рваную сеть. Афганцы жгли все, что попадало под руку: тонкий хворост, солярку, автомобильные покрышки, изношенные солдатские сапоги, промасленные комбинезоны танкистов…

– Там тоже была наркота, – сказал Сербин. – На операции некоторые солдаты предпочитали ходить обкуренными, зверея от афганского «чарса». Говорили, что «чарс» обезболивает, глушит эмоции. Иногда курили даже офицеры, оправдывая это тем, что гашиш сглаживает нервные срывы, которые неизбежно возникают после боевых операций, после потерь среди личного состава… От водки тупеешь, теряешь координацию, а после гашиша, говорили они, тело становится невесомым и вообще теряет чувствительность. Но потом они просто падали, ощущая боль в каждой мышце…

А по поводу зверств… Когда ты видишь, как солдат выбивает ногой дверь, а оттуда вылетает смуглая рука с кривым ножом и вспарывает ему живот, а он стоит, и смотрит на вываливающиеся на землю кишки, и не может поверить в то, что это происходит именно с ним… Тогда уже работаешь на полном автомате: бросаешь в дом пару гранат, а потом влетаешь внутрь и расстреливаешь все живое. И тебе плевать на то, что в доме могут быть женщины, дети… Многие теряли себя там…

– Я пробовал гашиш, – сказал Вазген. – В университете. Кайф от него, конечно, крутой, но после – зверский аппетит. Жрать хочется постоянно… Но вот беда – если у тебя есть какая-то проблема, то после гашиша она начинает тебя просто убивать, сводить с ума. И я бросил курить гашиш. Никогда больше не употреблял наркотики. Но ты ушел от темы.

– Я объяснил тебе, что на войне бывает ответная реакция, и иногда неадекватная – злом отвечаешь на зло. Это нельзя поставить в один ряд с убийством ради удовольствия.

– Да ладно тебе! Что, и баб афганских не насиловали? И ради удовольствия не убивали? Не верю!

– Хорошо! Я расскажу тебе один случай. Не знаю только, сможешь ли ты понять его правильно…

– Да уж попробую как-нибудь, землячок!

– Трое солдат напились браги, и им захотелось «чарса». Они пошли в соседний кишлак. По дороге встретили старика, который шел им навстречу. Они заговорили с ним, но он ни слова не знал на русском. За это его ударили прикладом по голове и оттащили в кусты. Добрались до кишлака и зашли в первый попавшийся дом. Из комнаты вышла женщина, и они тут же навалились на нее. Она закричала, и выскочила ее младшая сестра. Короче, изнасиловали обеих. И чтобы не оставлять свидетелей, закололи штыками. В доме нашли пакет «чарса», прихватили барана и пошли обратно в часть. Старик в это время пришел в себя и выбрался на тропу. Увидев его, добили выстрелом в голову. А утром замполит и особист построили роту, и вдоль строя пошел мальчишка-афганец. И опознал двоих из тех, кто ночью был в кишлаке. Оказалось, что мальчишка все то время, что они находились в доме, прятался в темном углу, прикрывшись какими-то тряпками. Всех троих осудили.

– И что я должен понять? Чем твои солдаты отличались от моих «быков» в Бестужевке? Ладно! Гено держал женщину под ножом, но ее супруг оказался мужиком и засадил Гено в челюсть. Салех сразу же завалил его на пол и стал резать, как барана, убивая. А Гено просто резал женщину. Руки, ноги, задницу. Балдея от крови. Изрезав, стал насиловать ее, а Рустам тем временем насиловал их дочь-малолетку. И все это произошло так быстро, что я и слова не успел сказать. Они просто взорвались, обезумели… И им это понравилось. И теперь они только и ждут, чтоб сорваться вновь. И мне их не остановить.

Да, с нами еще была женщина – великовозрастная блядь с хорошим телом. Алена. Она смотрела на все это безумство круглыми от возбуждения глазами, ноздри ее носа широко раздувались. Я видел, как ей тоже хочется взять в руки нож. Поэтому выдернул ее на улицу, и мы там ждали, пока мальчики не покончили с семьей.

– Ты просто ищешь оправдания самому себе! – сказал Сербин. – Я думаю, тебя замучила совесть…

– А ты не так прост, как хочешь казаться! – Вазген закурил. – Да, наверно! Я ведь подавал когда-то большие надежды… Да-а… Я с отличием окончил университет – социолого-психологический факультет. И мне прочили большое будущее в науке. Удивлен?

– Нисколько. И какой университет?

– Какая теперь разница? Ивановский государственный университет…

– Далеко тебя занесло от Иванова… И что, тебе стало скучно?

Вазген мельком взглянул на Сербина.

– Да, землячок, мне стало скучно… И я нашел себе игрушку – мальчика из хорошей семьи. И стал лепить из него то, что хотел… А хотел я вылепить из него как минимум президента. У него была хорошая внешность – мужественное лицо, обаятельная улыбка, русые, слегка вьющиеся волосы. Он был высок и статен. Словом, типичный славянин. То, что мне было нужно. Я ведь армянин, и мне не пробиться в высокие кабинеты, а его я бы с моими мозгами смог двигать и двигать вверх… – Вазген замолчал.

– И что случилось с твоей игрушкой? Сломалась?

– Сломалась… Он повесился на шведской лестнице в спортзале. Он все ждал, когда же мы с ним займемся сексом, и, не выдержав, прямо спросил меня об этом. Меня чуть не вырвало от отвращения… И я залепил ему пощечину! А этот дурак повесился, оставив записку о своей неразделенной любви ко мне. Ну а у нас ведь люди верят в то, во что хотят верить. И меня стали считать тем же, кем был мой юный друг. Надо мной все смеялись. В лицо.

– И ты побежал…

– И я побежал… Мне нужно было найти место, где я смогу начать все сначала… И здесь начинается древняя, как мир, история о кривой дорожке. Сначала на моем пути попался Гено. Я просто пожалел неприкаянного мальчика, который при родителях-«шишках» был предоставлен сам себе. Без друзей, без близких… Потом Салех с Рустамом. Мне нужно было как-то выживать, а эта троица могла добывать деньги. Грабили отдыхающих на пляжах, воровали из машин, из хибар курортников, которые, как правило, замыкаются сопливым ключом…

Позади них скрипнула дверь.

– Вазген, смени меня на втором этаже! – раздался голос Рустама. – Я кофе попью. И скажи что-нибудь этому болвану Гено! Он закрылся со своей «телкой» в комнате и всех посылает на хрен!

– Сейчас разберусь! – сказал Вазген, выходя из комнаты Сербина.