Спецназ, который не вернется - Николай Иванов Страница 17

Не земля — Вениамин Витальевич сам понес себя на полусогнутых к двери. Бездыханно проник через нее. В приемной секретарша с немым вопросом уставилась на него, но и без объяснения поняла: слухи о смене начальника, скорее всего, подтверждаются. А что может быть хуже для секретарши? Новый шеф в первую очередь приводит нового водителя и человека в приемную.

А тут и посетитель, раньше не замечавший ее в упор, поклонился и попрощался:

— До свидания.

И хотя секретарши работают на день-два дольше своих бывших начальников, новое место себе они начинают искать при первых признаках перемен. Но едва она потянулась к телефону, чтобы начать обзванивать знакомых, замигал сигнал: кто-то выходил на прямую связь с начальником. Тот трубку не поднимал, и секретарша вынужденно сняла ее сама.

— Мне хотелось бы поговорить с Вениамином Витальевичем. Ему здесь привет с юга передают.

— Ой, подождите, подождите. Я вас соединю, — заторопилась секретарша, накануне строго‑настрого предупрежденная насчет привета с юга для Вениамина Витальевича. Набрала воздуха и потянула дубовую дверь:

— Извините, вы предупреждали меня насчет звонка Вениамину Витальевичу с юга… — А сама зырк по беспорядку на столе, мрачному виду шефа. Слухи подтверждались…

— Спасибо, — метнулся к телефонам начальник. Безошибочно выбрал ту трубку, по которой мог соединиться с далекой Чечней. Махнул рукой секретарше — свободны. — Алло, вы меня слышите?

— Да, — ответил подполковник с экзотической фамилией. Кажется, Заремба.

— У вас все в норме?

— Да, — вновь немногословно отозвалась Чечня. — Завтра-послезавтра планируем быть там, откуда пришли, — намекнула на Пятигорск.

— Отлично. Вы сможете выйти на меня ровно через час?

— Могу.

— До связи.

Тут же нажал селекторную связь, и в динамике послышался голос Вениамина Витальевича:

— Я слушаю вас.

— Зайди срочно.

Кого понесут ноги к снятому начальнику, тем более что это может не остаться назамеченным другими? Вениамин Витальевич уже пожалел, что не пошел в столовую, а начал поглядывать на залежи своих документов. Да уже только для того, чтобы не заниматься ими, его нельзя снимать с должности. Другой вовек ведь не разберется…

В знакомом кабинете прошел в угол, не дожидаясь, когда шеф припрет его туда сам.

— Через час твой Заремба, — усиленно продолжал тот привязывать подчиненного к «Кобре», — выйдет на связь. Нужно его запеленговать и направить туда «вертушки», штурмовики — все что угодно, но чтобы то место перемешалось с землей. Действуйте, словно там находится воскресший Дудаев и вам светит минимум Герой России. Осталось пятьдесят две минуты. Давай, подключай все генштабовские связи.

— Есть, — по-военному ответил Вениамин Витальевич. В приемной второй раз прощаться не стал — день еще не кончился и, похоже, мог затянуться надолго…

Зато Заремба с сожалением отмечал, как уходит время. Судя по всему, до темноты из Чечни им выбраться не светило, поэтому требовалось хотя бы уйти как можно дальше от стоянки Волка.

— Хрен ли он еще скажет? — посмотрел на спутниковый приемник, имея в виду абонента в Москве.

— Премию выписывают. Хотят узнать, какую сумму запросим, — предположил Волонихин.

— Нет, конечно же нет, — разошелся даже обычно сдержанный Туманов. — В каком-нибудь Гондурасе нужно опять что-нибудь стащить, так что в эти минуты выясняют: с возвратом домой нас туда перебросить, или прямиком отсюда.

— Ты что, на самолет намекаешь? Размечтался. Потопаем своими ножками, — поддержал именно эту идею Чачух. Настроение в группе витало отличное, и эмоции даже не пытались сдерживать. Двигались вперед медленно, но скорее не из-за осторожности, а больше от ожидания новой связи с Москвой: вдруг в самом деле придется мекать направление движения? Или вертолет подошлют. Они и появились невдалеке, барражируют, словно тоже ждут команду. Случилось бы прекрасное, приземлись они рядышком и забери с собой. Глядишь, и ботинки бы меньше истоптали.

А Москва принялась спрашивать всякую ерунду — про погоду, настроение, самочувствие, опять про погоду, но вчерашнего дня. И так до тех пор, пока вертолеты и в самом деле не нависли почти над головой. Может, и в самом деле подберут? Не будь операции столь секретной, можно было бы самим выйти на связь с «вертушками» и договориться, а так лучше спрятаться — сверху поди разбери, свой или чужой бродит по чеченским лесам.

— Всем укрыться, — отдал Заремба команду подчиненным.

И вовремя. Потому что в тот же миг «вертушки» двинулись, и Змей Горыныч, засевший в их подкрылках, выплюнул на землю огонь. Листья деревьев не смогли удержать его, и, может быть, счастье их было умереть сразу и без мук. Потому что снаряды принялись так перемалывать внутренности рощи, что даже зубы застонали и задрожали всеми своими оставшимися листочками.

— Уберите «вертушки». Уберите из района вертолеты, — прокричал в эфир Заремба.

— Вас не слышно, повторите, — попросила Москва.

— Уберите из квадрата «вертушки».

Кажется, голос услышала не Москва, а летчики — шквал огня и грохота с очередного захода прошел над самыми головами упавших, зарывающихся в листву, мох, землю спецназовцев.

— Держите связь, — просила Москва над ухом у Зарембы. А он сам, закатившись под поросший мхом, сто лет назад упавший дуб, не смел пошевелиться. Осколки свистели раздраженно и зло, не находя никого живого на пути, срубали ветки, впивались в стволы. Кое-где запылал огонь, и в это месиво и крошево все так же продолжал низвергаться сверху смерч.

— Держите связь.

— Суки, — прошептал то ли абоненту, то ли летчикам Заремба.

— Вас плохо слышно.

Конечно, плохо. Москва, власть с самого начала чеченской войны наверняка не слышала ее грохота, воя и визга. Она не нюхала копоть, гарь, гной, пот, теплую кровь. Она не видела или не желала видеть обрубленные тела своих солдат и черные платки чеченских матерей. Она наводила конституционный порядок, сама тысячекратно нарушая Конституцию и человеческую мораль. Более гибкого, умного, хитрого в конце концов придумать не сподобилась. Не захотела или не смогла, что, впрочем, две стороны одной медали, известной как «Недальновидность». Далеко власть, очень далеко от чеченской войны. И не только географически. Плевать ей на страдания людей. Ее заботит только мнение о себе самой…

— Раненые есть? — прокричал по сторонам Заремба перед очередным заходом вертолетов.

— Вроде нет, — по очереди откликнулись подчиненные из разных концов,

— Никому не шевелиться. Замереть.

Последний удар с воздуха получился послабее, скорее всего, вышли боеприпасы, и «вертушки», ушли в сторону. Но группа получила лишь небольшой глоток передышки перед очередным ударом. Теперь уже артиллерии. И детской трещоткой показался спецназовцам предыдущий обстрел. Снаряды тоже шли со свистом, но тяжелым, уверенным в себе. Им не требовалось осколками искать цель — они полагались на свой объем и массу. Артиллерия не убивает, она крушит, вгоняет в землю, рассеивает по ветру, накрывает и хоронит. Один недостаток — слышен звук самого выстрела. И вскоре после первого, казалось, нескончаемого грохочущего обвала Заремба определил, что от момента выстрела до разрыва снаряда проходит около двадцати секунд. Обозначились и промежутки — совершенно мирные, спокойные, тихие мгновения, когда ничего не летит.