Колумбийская балалайка - Александр Логачев Страница 17

— К Борисычу, быстро, быстро, быстро… — хрипел Алексей, стаскивая автомат с нокаутированного часового. Стаскивая и бормоча как заклинание свое «быстро», он поймал себя на мысли, что выстрелов-то никаких не слышал. Будто все в порядке?

Пленники исходили из того, что Алексею сразу удастся завладеть оружием часового и нейтрализовать того прикладом или кулаком. А затем он переключится на второго. В задачу Борисыча входило не дать второму выстрелить даже в воздух. Если не Леха, то другие мужики должны были немедля прийти на помощь именно Борисычу. Предполагалось, что последние, едва каша заварится, бросают свой спектакль к чертовой матери и мчатся к двери…

Но вышло не так. Получилось все очень странно и глупо.

Михаил продолжал изображать из себя вешателя до тех пор, пока от двери не послышались вскрики и шум борьбы.

— Понеслась, — подсказал Вовик, чья голова красовалась в ременной петле.

— Давай за мной, — бросил ему Михаил, соскакивая с параши. И в спешке наступая на край железного бака.

Бак перевернулся и откатился. А Михаил упал, растянувшись на смердящих кислятиной циновках. Пропала секунда — одна из тех, на которые шел сейчас счет в помещении гауптвахты. Вскакивая, он услышал сдавленно-хриплое: «Урод!.. Спасите!..» — и агоническое шарканье по стене.

Обернувшись, Михаил увидел, как Вовик, схватившись обеими руками за короткий поводок ремня, подтягивает себя вверх, перебирая ногами по стене.

Секунда ушла на осмысление того, что делать, куда бежать. За эту секунду лицо Вовика заметно побагровело.

— Танька, дура! — заорал Михаил дурным голосом на бегу. — Вытаскивай этого мудилу! Бак кати под ноги!

Татьяна стояла как вкопанная, полные ужаса глаза ее были устремлены на возившихся на полу Алексея и колумбийца. Девушка, похоже, не услышала своего начальника и бой-френда.

— Вовка!!! — совсем уж диким голосом прокричал Михаил в лицо подруге, подскочив к ней и толкнув к окну. После чего уже без задержек рванул на улицу, где должен был находиться Борисыч. Впрочем, и той задержки, что состоялась, могло хватить на что угодно…

В камеру зашел всего один часовой, второй остался за порогом, и его Борисыч не видел. Как далеко этот второй от двери? Нет, далеко он быть никак не может. И решится ли Алексей? Борисыч знал, что в такие мгновения, когда твои поступки сопряжены со смертельным риском, человека парализует и вырваться из паралича не многим удается — несмотря на понимание того, что действовать надо, что иначе нельзя.

Алексей провел атаку молниеносно. Теперь и ему нельзя было медлить. Борисыч пружиной вышел из сидячего положения и выпрыгнул на улицу.

Если б он не прокручивал в мозгу свои действия, то мог бы и растеряться. Ему было неизвестно ни положение противника, ни его габариты, ни то, как и в какой готовности тот держит оружие. Но Борисыч настроил себя — что бы ни было, даже если дуло смотрит в его сторону, он летит на автомат. Сам часовой его интересовать не должен.

Чего Борисыч не знал, так это того, насколько сильно болит у Пабло голова. Снотворные таблетки ночью спасали от бессонницы, но днем — от жары, что ли? — голова раскалывалась. Будто левую половину черепа кто-то отколупывал изнутри. Каждую ночь Пабло держался до последнего, надеясь, что сон придет сам собой, но потом не выдерживал и глотал чертовы пилюли. Все из-за старой монахини, которую он, видит Бог, случайно застрелил в том чертовом городишке. Первым ворвавшись в тот чертов дом, откуда раздавались одиночные, но очень досаждавшие воякам выстрелы из какого-то допотопного ружья, он стал палить по всем силуэтам без разбору. Кто ж виноват, что среди них оказалась монахиня. Виноват старый идиот, который от наводнившей город пальбы окончательно рехнулся и сорвал со стены охотничью одностволку.

Успокоиться Пабло с тех пор не мог. Он никогда никому не признавался, как боится попасть в ад. Раньше он надеялся, что ему простится пролитая кровь — как воину, делающему свое дело, которое кто-то должен делать в этом мире, и как примерному прихожанину, не скупящемуся на пожертвования. А кто простит ему служительницу Господа? Как ему вымолить прощение, какими приношениями откупиться? С того самого дня монахиня, прошитая автоматной очередью, являлась каждую ночь, и ночи превратились в кошмар, а дни — в головную боль.

Не знал Борисыч, вылетая из дверей гаутвахты, что Пабло успел бы выстрелить, если б не проклятая головная боль, замедлившая рефлексы.

Старик увидел второго часового сразу за порогом. В точно такой же камуфляжной форме, что и первый. Автомат в опущенных руках, у бедер, ствол повернут в сторону от дверного проема, палец на спуске. Борисыч прыгнул, обрушиваясь всем весом на поднимающееся оружие. И умудрился испытать краткое и явно досрочное ощущение победы, когда понял, что ему удалось выбить автомат из рук.

Борисыч упал на песок, накрыв собой оружие часового. И часовой от столкновения тоже повалился на землю. Но проворно вскочил, оказался на ногах первым, выхватил из ножен на поясе нож с широким лезвием и изогнутым острием. И незамедлительно атаковал. Единственное, что успел Борисыч, — это перевернуться на спину. Успел до того, как блеснувший в лучах клинок понесся ему в грудь. Его рука вылетела навстречу, согнулась в локте и подставилась под падающую руку с ножом.

И еще что удалось Борисычу и что тоже произошло неосознанно — он согнул ногу в колене. Иначе ему пришлось бы принимать рукой вес всего тела противника, а это вряд ли можно сделать одной рукой. А так, огибая выставленное колено, противник, чтобы не терять темпа, вынужден был сам упасть коленями на песок и из этого положения продолжать атаку.

Удар он смягчил, но не избежал его вовсе. Острие ножа дошло до груди и распороло наискосок рубашку, когда старик отводил руку с ножом. Тело, к счастью, не задело.

— Теперь мы еще посмотрим, чья возьмет, — сквозь стиснутые зубы выдавил Борисыч, ухватив руку колумбийца с зажатой в ней рукоятью ножа. И попытался выкрутить ее.

Почувствовал — горло будто сдавило клещами. Вторая рука, которая нашаривала уже под спиной автомат, метнулась к шее отдирать чужие пальцы.

Вывернуть руку с ножом Борисычу не удалось, солдат оказался нешуточно силен. И старику снова пришлось сдерживать опускающийся нож. Лезвие то плясало перед самыми глазами, то его удавалось отодвинуть, то оно возвращалось, то колумбиец делал попытку вырвать руку с ножом из захвата, и этого тоже нельзя было ему позволить.

Он продолжал удерживать нож и отдирать пальцы от горла. Силы таяли. Охранник был все-таки намного моложе.

«Где же остальные?» — одна мысль пульсировала в мозгу Борисыча.

«Где там Хорхе?» — думал в это время Пабло.

И вдруг поднялась песчаная буря. Песок засыпал глаза, веки рефлекторно закрылись. Песок попал и в рот, заскрипел на зубах. И продолжал сыпаться. Борисыч попытался открыть глаза, но резь и хлынувшие слезы заставили веки вновь сомкнуться. «Конец», — сердце сжалось комком.