По прозвищу Китаец - Михаил Серегин Страница 17

В баре бизнес-центра, куда Танин спустился после встречи с Натальей Станиславовной, он наткнулся на своего давнего приятеля. Тот работал журналистом в «Тарасовском листке». Леонид Угодин был пройдохой из пройдох. Этот ушлый и беспринципный малый, как шакал, шел по следу сенсаций и скандалов. Он вился вокруг денежных мешков, стараясь отхватить кусок послаще да побольше. Однако не гнушался и разного рода мелочью. Китайца совсем не удивило, что тот сидел в баре, но и не обрадовало. Китаец терпеть не мог откровенных мошенников и подлецов. Но в данном случае Танин все-таки сделал над собой усилие и подошел к Угодину.

«Он наверняка осведомлен о том, что происходит в стенах "Виктории". Угодин попивал мартини. Черные глаза Леонида, в которых странно соседствовали хитрость и томная небрежность, его густые, удивленно приподнятые брови, большой заостренный нос, сочные мокрые губы с полосой редких каштановых усов над ними и такая же хилая, но аккуратно подстриженная бородка были визитной карточкой осторожного угодинского угодничества и хищной осведомленности.

– Кого я вижу, Танин, – довольно улыбнулся он. – Сколько лет, сколько зим!

– Привет, Леня, – сдержанно улыбнулся Китаец, садясь за его стол.

– Вот уж кого не ожидал встретить! – Леня облизнул свои пухловатые губы, но они не стали от этого менее влажными.

«Вечно этот слюнявый рот», – брезгливо подумал Китаец.

К столику, за которым сидели приятели, подошла официантка в темном мини и накрахмаленном белом переднике с задорно топорщившимися рюшами. Короткие высветленные пряди стояли ежиком на ее яйцевидной голове. Смоляные брови, крупный нос и веселые темные глаза делали ее похожей на клоуна.

– Что будем пить? – непринужденно обратилась она к Китайцу.

– Минеральную воду. Если есть – «Перье», – бесстрастно произнес он.

Официантка удивленно взглянула на него, развернулась на своих воинственных шпильках и направилась к стойке.

– Водичкой балуешься? – с насмешливой снисходительностью проговорил Леня.

– Я за рулем.

– Понятно. А здесь-то какими судьбами? – растянул он в улыбке свой сочный рот.

– Деловой визит, – уклончиво ответил Китаец. – Как дела в газете?

– А-а, – огорченно и пренебрежительно махнул рукой Угодин, – болото. Правильно ты сделал, что с журналистикой завязал. Я тоже хочу покончить с этой бесперспективщиной.

– А здесь местечко себе присматриваешь? – лукаво улыбнулся Китаец.

– Ну как сказать… Поужинать не хочешь?

– А что, здесь хорошо кормят?

– Неплохо. Я вот думаю, может, что посущественнее заказать? – На полных губах Угодина заиграла похожая на подтаявшую карамель улыбочка.

– Меня ждет сегодня романтический ужин, – слабо улыбнулся Танин, – приберегу аппетит для него.

– Вечно тебе везло с бабами, – с тайной завистью глянул на него Леня. – Да я вообще-то тоже не жалуюсь, – самодовольно хихикнул он.

– Я тут одного человека ищу. Может, знаешь такого? Эванс. Питер Эванс, – внятно произнес Китаец.

– А-а, – оживился Леня, – этого американца вшивого.

В голосе Угодина было столько спесивого пренебрежения, если не высокомерия, что Танина это заинтересовало.

– Почему вшивого?

– Девушка, – обратился к подошедшей к ним снова официантке Леня, – меню не представите?

Официантка поставила перед Таниным бутылку «Перье», высокий стакан из голубоватого стекла и подмигнула Лене.

– Айн момент. – Она легкой походкой модели устремилась к стойке.

– Классная девчонка, – слащаво улыбнулся Угодин, – живая, быстрая и без этих бабских штучек.

Бабскими штучками Леня называл женское кокетство и ту ленивую томность, которая неслыханно раздражала его, потому что сбивала с толку. Он считал, что, пуская в ход свое кошачье обаяние, манерность и жеманство, женщины набивают себе цену или просто потешаются над ним. Вообще словом «штучка» Угодин пользовался с завидной частотой. Всякий раз, правда, этому словечку он придавал разную, в зависимости от обстоятельств, окраску – от плотоядно-одобрительной до презрительно-ненавидящей. В этом и состояла его роль новатора в области «великого и могучего».

– Значит, под Эванса копаешь, – понимающе посмотрел Леня на Танина, – только скажу тебе: ты опоздал. Этот янки сам себе яму выкопал. Вот так-то.

Самодовольная улыбочка вновь посетила слюнявый рот Лени. Он был в восторге от собственной расторопности и осведомленности.

– Это как же? – наивно улыбнулся Китаец.