Черная Луна - Олег Маркеев Страница 16

От только что политого асфальта поднимался полупрозрачный дымок. Листва тополей успела нагреться, и теперь пахло по-летнему терпко. Склон Воробьевых гор, круто уходивший к реке, блестел от спелой травы. Внизу, укрытый утренней дымкой, лежал город. Над огромной котловиной, на дне которой он распахнулся скатертью-самобранкой, в блеклом утреннем небе плыла белая луна.

Максимов был далек от того, чтобы по поводу и без повода закатывать глаза и читать наизусть: «Москва, как много в этом звуке…» и далее по тексту. Он отлично знал цену этому городу. Нет более русского города на земле. И как русский человек, он размашист и расхлябан, жесток и радушен, красив в загуле и страшен в тоске. Перед всеми шапку готов ломать и ею же всех закидать. Душа нараспашку нож в сапоге, одной рукой перекрестит и ею же фигу покажет,

Бился, в кровь мордовал царь Петька, дабы учредить все по порядку европейскому. А на-ка, выкуси! Кровавой юшкой умывались, но перетерпели. Кряхтя и треща костями, Северную Пальмиру отстроили царям на потеху, да так по-русски и не обжили. А свою посконную, ситцево-разляпистую сберегли, как полушку за щекой. Пришел черный день, выплюнули на ладонь, оттерли, чтобы орел заиграл медным цветом, и вновь провозгласили столицей. Как знать, что бы с большевиками сделали, не придумай они такую хитрость. Коммунизмы-империализмы — понятия высокие, умом понять, конечно, можно, а к сердцу не прикипают. А Москва, Россия… Тут все понятно, родное, русским духом продубленное, хуже некуда. Здесь и опричник при деле, и боярин в теле, и юродивый в почете. Здесь не надо мудрить, живи как Бог на душу кладет, небось не пропадем. А неровен час, враги придут, так и тут думать не надо. Потому как отступать некуда. Стало быть, с четырех углов поджечь, рвануть рубаху от горла до пуза, да и пошло, поехало… Эх, какой там Восток-Запад, Европа-Азия. Россия, твою мать, Россия! Только тут русскому человеку и развернуться, только тут ему — жизнь.

Максимов закрыл глаза и носом втянул остронервный московский воздух. Пахло хорошо, опасностью.

— О чем думаешь, Олаф? — Седовласый крепкий старик, сидевший рядом на скамейке, щелкнул портсигаром.

— О городе. Исполинская разболтанная машина или огромный расхлябанный организм. Порядок и жизнь висят на волоске. Даже страшно подумать, насколько просто превратить эту низину между семью холмами в озеро кислоты с пленкой горящей нефти.

— Это отклонение вероятности в сторону удачи и есть «покров Богородицы», простертый над городом. Что бы ни происходило в Москве, катастрофических последствий не наступает, — отозвался сосед. — На этом Лилит и строит расчет. Достаточно лишь на йоту превысить долю хаоса, как город превратится в преисподнюю. Весь вопрос, как она это сделает.

Максимов проследил, как осторожно выудили сигарету цепкие пальцы, никаких коричневых старческих пятен на голой до предплечья руке не было. Кожа у соседа была сухой, чуть тронутой загаром.

С той памятной встречи в лесу Навигатора он встречал лишь дважды, каждый раз поражаясь, насколько время не властно над этим человеком. Все таким же крепким оставалось пожатие сухих пальцев, все так же остр и бесстрастен взгляд блекло-голубых глаз. Но после каждой встречи жизнь Максимова совершала очередной смертельно опасный кульбит. «Личный контакт» для конспиративной встречи, когда выходишь только на того, с кем знаком, кому привык доверять безраздельно, само по себе явление чрезвычайное, «светить» сразу двоих, равноценных для Ордена, — так рисковали только в случае крайней необходимости. А «личный контакт» с Навигатором, последним из открытой части Ордена — такое может случиться только раз в несколько лет, да и то не у каждого.

Их последняя встреча прошла в самый канун августа девяносто первого. Что было после, об этом никогда не узнают те, кто будет писать историю. Бой на плавучем острове в Балтийском море, отмель с зависшим в небе вертолетом, трупы своих и чужих в холодных волнах… Как их привязать к спектаклю «обороны» Белого дома, речам с танка и многоголосой толпой, орущей здравицу новому царю? Никак. Потому, что все концы — в воду.

— Она действительно существует? — спросил Максимов.

Навигатор проследил его взгляд. Луна на небе окончательно выцвела, сделалась похожей на мертвую медузу.

— Луна — да. Черную Луну придумали астрологи. Как другие придумали Ад. Нет такого места на земле — Ад, как и нет Рая. Все здесь. — Навигатор похлопал себя по груди. — Слишком близко, чтобы поверить, да? Но, как сказал Гермес Трисметист, то, что внутри, то и снаружи, что внизу, то и наверху. Можно считать, что Лилит лишь миф, игра ума. Если бы не свойство человека материализовывать химеры, живущие в бездне подсознания. Как бы мы ни изощрялись в построениях, но мыслим по сути лишь двумя понятиями — Добра и Зла. Так вот, Лилит — один из феноменов Зла, тотального, абсолютного, совершенного в своей законченности. Не скрою, от этого еще более привлекательного. Но оформившись в миф, пустив корни в сознании, он неминуемо породил жизнеспособную форму. Лилит — это культ. А значит — организация. Сплоченная группа адептов, готовая на все, чтобы миф обрел плоть. Истинно знающих, что творят, естественно, мало, больше сочувствующих, инфицированных мифом, как бациллой.

— Значит, она существует. Я уж подумал, что вы предлагаете гоняться за призраком.

— Лилит — это женщина во плоти, Олаф. Дело в том, что Зло никогда не бывает абстрактным. В мире людей оно проявляется вполне осязаемо, конкретно и безоговорочно. Единственный носитель Зла в мире — человек. Потому что лишь он знает, что есть Зло. — Навигатор нервно щелкнул зажигалкой. — Опасность в том, что она женщина. Опасность в том, что рядом с ней опытный и беспощадный воин. Опасность в том, что ты сам не знаешь, где пределы Зла в тебе самом. Я говорю это, чтобы ты понял, шансов проиграть слишком много, выиграть — почти нет.

— На охоте за ведьмой гибель ждет охотника. — Максимов вдруг вспомнил максиму средневековых инквизиторов.

— Они знали, о чем говорили, — вздохнул Навигатор.

— Считаете, что Инквизитор рядом с ней?

— Не знаю. Не уверен. — Навигатор посмотрел в глаза Максимову. — Но если это так, ты обязан убить его. Это приказ.

Максимов молчал, прислушиваясь к себе. Первый шок от полученной информации давно прошел, ушла и растерянность. Теперь внутри вслед за растущей тревогой медленно всплывала жажда схватки. Пусть пока с тенью. Он знал, любой бой — это бой с самим собой. Противник лишь помогает раскрыть в себе то, что дарует победу или несет смерть. Бой не страшен, если к нему готов.

— Есть возможность жить там, где жил Инквизитор? — спросил он.

Навигатор сбил пепел с сигареты, внимательно посмотрел в лицо Максимову.