Забудь дорогу назад - Сергей Зверев Страница 16

Заклиненную дверцу у кабины Тропинин взломал пулей из «макарова».

– Спускаться по одному! Ползите по стволам! Да поживее, эта штука минуты через две станет «Титаником»!

Ад царил неописуемый. Визжала Людмила, матерились мужики. Люди на корточках выползали из вертолета, перебирались на поваленные крест-накрест ветвистые деревья. Мимоходом я отметил – местечко действительно со странностями. Не таежное. Деревья мощные, приземистые, с бугристыми кожистыми стволами, ветви частые, тянутся под углом к небу. Расстояния между деревьями метров по десять-двенадцать, ветви переплетаются замысловатыми узорами. Обладая сноровкой и сдерживая панику, не составило бы труда ползти с дерева на дерево. Здесь имелся даже своеобразный «подлесок» из безжизненных кустов, стоящих на кочках, поваленных деревьев, коряг, гниющей древесной массы, обманчиво прикрывающей окна с трясиной. Кувшинки какие-то странные – крупные, буро-коричневые, почти черные – плавали по воде островками, жались друг к дружке.

Почти все уже выбрались наружу. Остались Раздаш, нетерпеливо подпрыгивающий Гайдуллин.

– Вперед, Луговой, – скомандовал Раздаш. – И даже не надейтесь тут остаться.

И загнул такую красивую фигуру речи, что отвесил от изумления челюсть даже Гайдуллин. Оставаться бы, честно говоря, не хотелось. Вертолет продолжал тонуть – это было видно по уровню трясины за бортом. И вдруг словно в яму провалился! Кратковременное состояние невесомости, тошно в горле, и болото в распахнутой дверце оказалось совсем рядом!

– За мной! – прорычал Раздаш и перепрыгнул на шершавый темнокорый ствол. Закачался, удерживая равновесие, испуганно охнул, но не упал – опустился на колени, вцепился в ветки. И тут мне показалось, что где-то кричат. Не за бортом – где-то тут, поблизости. Глухо, протяжно, с отчаянием. Не один человек кричал – много. Я напрягся. Гайдуллин ехидно усмехнулся.

– Божий глас услышал, дружище? Ну, бывай, не поминай лихом…

– Постой. – Я схватил его за рукав. Он вырвался, зашипел, как гадюка. Положительно, где-то рядом кричали люди. И тут до меня дошло. Отгороженный отсек – предположительно грузовой! Там действительно груз – живой груз! Отсек имел безупречную герметичность, раньше крики не были слышны, но сейчас, когда отчаяние дошло до точки, вопли вошли в резонанс, достигли апогея…

– Подожди, Гайдуллин, там же люди, – заволновался я. – Их надо выпустить…

– Да пошел ты, перебьются. – Охранник не стал дожидаться, пока я соизволю выйти, ринулся прочь – зловонная болотная жижа уже захлестывала рифленый порожек. Я схватил его за хлястик.

– Ты что, сука, совсем страх потерял?.. – Он сдернул автомат, уставился на меня со злостью. Типичный урка – боже, как я не выносил эту публику… Руки чесались, чтобы врезать ему по челюсти, но я сдержался.

– Кто там, Гайдуллин? Рабов перевозите? А не судьба – так пусть подыхают? Ключ гони, скотина! – Я занес кулак, отлучив его от автомата – стальной хваткой держал цевье.

– Нет ключа! – орал перетрусивший уголовник. – У пилотов были ключи! Руку убери, сука!

Разбираться можно было хоть до вечера. Врагом я уже обзавелся. Отобрал у него автомат и буквально вытолкал из вертолета. Передернул затвор, проорал:

– Эй, внутри, а ну, брысь от двери! – досчитал до пяти (кто не спрятался, я не виноват), долбанул короткой очередью сверху вниз в рваное отверстие, означающее, видимо, замочную скважину.

Дверь отлетела с дребезжащим треском, и первой мне навстречу вылетела страшная «суккубиха» в каком-то лагерном х/б, с безумно сверкающими глазами, звезданула кулачком по лбу и повалилась вместе со мной:

– Луговой, твою мать, это ты виноват! Куда ты пропал, скотина страшная?!

Я просто обалдел от такого поворота сюжета. Анюта?! Вот это да!!! Вот уж действительно пристала так пристала…

– Любящим не страшны разлуки, Соколова… – пробормотал я, насилу сдерживая смех. Боже, как мне не хватало всего этого!

Она трясла меня, колотила, плакала, выла, бормотала какие-то глупости. За прошедшие четыре дня путана из славного города Томска, конечно, не похорошела. Черные круги залегли под глазами, голову ни разу не мыла (наверное, не было возможности), короткую юбочку и эротичную (чего уж там) блузку сменила промасленная дерюга (работяга на аэродроме сжалился?). Но больше всего меня поразили обросшие грязью туфельки на каблучках – те самые, в которых она так соблазнительно восседала на хромированном табурете в баре. У нее даже сумочку не отобрали, правда, облегчили – она выбивала из меня пыль этой сумочкой, когда устали кулачки.

– Анюта, кончай, не забывай, что мы тонем, – напомнил я и начал стряхивать ее с себя. Из заднего отсека – а он действительно был герметичен, судя по резиновому уплотнению на двери – валила толпа в лохмотьях (такое ощущение, что поживились на свалке). Люди давились, отталкивали друг друга. Прошмыгнул матерящийся злой карлик с оттопыренными ушами, прополз между ног неуклюжей зрелой женщины с распущенными волосами, замешкавшейся у входа, сиганул на торчащую голую ветку. Спрыгнули двое молодых парней, за ними семенил коротконогий толстяк – обладатель фобии на болото: встал, как вкопанный, на рифленой отмостке, завыл по-бабьи. Его раздраженно толкнул в спину седоватый мужчина, тот неловко взмахнул руками, куда-то провалился…

– Мама дорогая, ведь это не все… – ахнула Анюта, оттолкнула меня и кинулась к разбитой дверце. Я кинулся за ней, нетерпеливо озираясь: вертолет продолжал тонуть, мы уже прыгали по разжиженному торфу. В неосвещенном отсеке, где практически не было воздуха, еще оставались люди! Наметанный глаз определил, что это не жильцы, не стоила овчинка выделки. Несколько тел валялись на полу. Мужчины, женщины. Кто-то плакал, кто-то стонал, тянул к нам руки, умолял не оставлять, вытащить. У бледной девушки слезы текли по щекам. Обе ноги у нее были сломаны, она передвигалась, подтягиваясь, на руках. Двое или трое были мертвы – смерть настигла от удара. Или сердце не выдержало в духоте. У кого-то пена шла горлом…

– Мы должны им помочь… – умоляла Анюта и тянула меня за рукав. – Помоги им, Луговой, хоть кому-нибудь, они хорошие люди…

Это было так трогательно, самоотверженно – я смотрел на Соколову, можно сказать, другими глазами. Хорошая девчонка пропадала. Но овчинка, как уже было сказано, не стоила выделки. Я человек не жестокий, просто иногда полезно пользоваться штукой под названием здравый смысл. Болото решило, что хватит давать людям последний шанс, и поспешило завершить свое черное дело. Раздался звук, похожий на утробное чмоканье, корпус вертолета в последний раз вздрогнул и устремился на дно этой жуткой топи. Мне всегда было страшно представить, что находится на дне болот! И где оно – дно! Испуганно охнув, я схватил за шиворот визжащую Анюту и, преодолевая упорное сопротивление, потащил ее из гибнущего вертолета…

Трясина сомкнулась над местом катастрофы. На поверхности остался покореженный винт и груда раздавленной органической массы, среди которой копошились люди. В отдалении орал Раздаш, махал рукой, показывая, куда следует выбираться – дескать, там земля. Люди карабкались, перелезали с ветки на ветку, выли от страха, глядя на жидкие торфяные залежи под ногами, затянутые плавающим травяным покровом.