Федеральный наемник - Владимир Гуркин Страница 14

Он внимательно разглядывал меня. Его глаза, запрятанные под густые брови, несмотря на возраст, блестели совсем по молодому, и я был уверен, что он не нуждается в очках.

— Это хозяин дома, его зовут Али, — пояснил Ахмед. — Он пастух и знает здешние места, как свои пять пальцев. Правда, дядя Али? — почтительно обратился он к нему.

Тот посмотрел почему-то на меня и не спеша, с чувством собственного достоинства кивнул головой.

— А это наш гость из Москвы, — продолжил обряд представления Ахмед. — Его прислал к нам Сулейман. — В его голосе послышалось, вызванное почтением, придыхание.

Али как-то странно посмотрел на Ахмеда, но ничего не сказал, вместо этого его лицо приобрело невозмутимость, словно речь шла о совершенно незнакомом человеке. Хотя я был уверен, что он хорошо осведомлен, кто такой Сулейман.

— Думаю, наши гости устали. Сейчас давайте спать, а завтра обсудим все наши дела, — сказал Али, уклоняясь от разговора с Ахмедом.

Нам постелили прямо на полу, бросили на него какие-то шкуры. Впрочем, постель оказалась вполне мягкой. Я не без удовольствия вытянул на ней гудящие после тяжелого путешествия ноги. Али прав, с непривычки я устал гораздо больше, чем уставал раньше при таких обстоятельствах. И без хорошего отдыха не готов к совершению нового перехода. Но сильнее всего меня беспокоило другое; насколько безопасно тут находиться, особенно в спящем состоянии, когда я буду совершенно, словно младенец, беззащитен. Но чем больше я наблюдал за Али, тем больше успокаивался; тут мне ничего не грозит, в доме кавказца с гостем никогда ничего не происходит. А Али явно придерживается традиционных воззрений. Значит можно спать спокойно. И все же засыпал я без полной уверенностью, что утром открою глаза.

Я открыл глаза от того, что в них прямой наводкой бил яркий солнечный луч. В комнате никого не было. Я поспешно встал и вышел из дома.

Теперь я мог осмотреться. Судя по тому, что я увидел, хозяйство у Али было не маленькое, в загоне стояло никак не меньше полусотни баранов. Кроме того, невдалеке наперегонки бегали курицы, двор огласило знакомое мычание коровы. Сам Али стоял возле загона и кидал траву для подстилки своим животным. Увидев меня, он не прерывая своего занятия, спросил:

— Как спали?

— Хорошо. Когда очень устанешь, спишь как убитый.

Али бросил на меня настороженный взгляд.

— А где мои спутники? — поинтересовался я.

— Они пошли посмотреть, что тут творится. Скоро придут. Там можно умыться, — показал он пристройку к дому.

В пристройке я нашел рукомойник, мыло, зубную пасту. Я достал из кармана свою походную сворачивающуюся пополам зубную щетку. Умывшись, я ощутил, что не только окончательно избавился от вчерашнего напряжения, но и приток свежих сил. Давно я не чувствовал себя так бодро; мне хотелось прямо сейчас отправиться в путь. Может, в самом деле нет смысла ждать темноты, если этому Али известны потайные тропы, по ним незаметно можно пройти и при свете солнца.

Но когда я заикнулся об этом, Али даже не стал меня слушать, он лишь посмотрел на меня как на ненормального, затем продолжил занятие своими хозяйственными делами. Я же вдруг почувствовал на старика нечто похожее на обиду за то, что он столь пренебрежительно отнесся к моему предложению. В таком случае у меня просто уйма свободного времени — целый день. Я сказал Али, что пойду прогуляться. Он кивнул головой, но не произнес ни слова.

Село действительно оказалось совсем небольшим, я пересек его вдоль минут за пятнадцать и вышел за околицу. Тропинку, по которой я шел, вела меня вверх, в горы. Я решил принять это приглашение.

Я поднялся на несколько сот метров вверх и остановился на небольшой круглой площадке. Я сел, достал сигареты и стал смотреть вокруг.

Я родился и вырос на равнине, но почему-то очень рано меня стало тянуть в горы. От знакомых я не раз слышал, что по красоте на земле с ними ничего не может сравниться. И когда я будучи еще подростком оказался впервые в горной местности, то убедился в истинности этого суждения.

Я что называется заболел горной болезнью. И если народ устремлялся к морю, то я все свои сперва каникулы, затем отпуска проводил в горах. Я не стал профессиональным альпинистом, хотя несколько раз совершал довольно сложные восхождения. Но не эти испытания заставляли меня срываться с места, горы для меня являлись скорее эстетическим зрелищем, вроде полотна, только нарисованного не художником, а природой или Богом. (Кто же из них двоих был подлинным автором этого пейзажа — этот вопрос меня по-настоящему никогда не волновал).

Я ехал в горы примерно по той же самой причине, почему люди ходят в музеи и на выставки. Я мог часами сидеть на камне и любоваться окружающими меня живыми картинами. По своей натуре я отнюдь не созерцатель, а, наоборот, человек действия, но попадая сюда со мной вдруг происходили разительные перемены. Моя натура менялась столь радикально, что я становился совсем другой личностью, словно пришедшей из какого-то другого мира. В те минуты мне казалось, что застывший от восторга в полной неподвижности перед этой красотой человек — это тот самый человек, обретший свою подлинность.

Вот и сейчас я, как и раньше, потерял контроль над потоком времени. Я не мог сказать, как долго я просидел на этом ровном пятачке, любуясь простирающимся передо мной видом. Внезапно я услышал за своей спиной чьи-то шаги, я резко повернулся, одновременно хватая лежащий рядом камень.

Ко мне приближался Али. В руках он держал посох, который помогал ему преодолевать горные кручи. Он сделал красноречивый жест, сообщив им что мне не угрожает никакая опасность и нет необходимости сжимать камень в руке.

Я разжал кулак, камень выскользнул из моей ладони. Али одобрительно кивнул головой, подошел ко мне и устроился рядом. Теперь мы стали смотреть на уходящие в даль горы вместе.

Сколько минут или часов мы сидели молча, я сказать не могу, ощущение времени ко мне еще не вернулось. И я не спешил его возвращать. Почему-то мною владела уверенность, что это последний мой отдых; то, что должно последовать дальше, надолго лишит меня покоя.

— Опять началась война, — вдруг негромко, но отчетливо произнес Али.

Я пожал плечами.

— Она была неизбежно, мой опыт говорит: что есть единственный способ закончить войну, — это разбить противника наголову. Только тогда не возникает предпосылок для новых сражений. Нет ничего хуже не доведенных до конца войн. Они возвращаются снова и снова.

— Значит, ты идешь туда воевать? — кивнул Али в сторону находящейся за горным кряжем Южной республики.

— Нет, с меня этого хватит. Я отвоевался.

— Зачем же тогда?

— У человека могут быть и другие там дела.

— Они так или иначе связаны с войной.

— В общем, до некоторой степени это, но что из этого?

— Будешь убивать?

— Не знаю, честно говоря не хотелось бы.