Моя любимая дура - Андрей Дышев Страница 14

– Я просто предположил. Сейчас почти у всех есть мобильные телефоны.

На некоторое время в комнате повисла гнетущая тишина.

– Вы сказали, что в последние дни у вашего мужа было хорошее настроение, – продолжал я. – Были приятные новости?

– Он нашел богатого клиента, – ответила женщина, цепким и внимательным взглядом рассматривая мои руки. – Муж возил его с утра до вечера два дня подряд.

– И вчера?

– И вчера, по-моему, тоже, – кивнула женщина. – Ваши коллеги меня замучили, расспрашивая об этом человеке. И потому я вас сразу предупреждаю: я ничего о нем не знаю. Ни-че-го. Единственное – это то, что клиент очень хорошо платил. Дважды муж приносил домой по сто долларов.

– И вы даже не знаете, по какому маршруту ваш муж возил клиента?

– Я же вам сказала: я ничего о нем не знаю.

– Он расплачивался с вашим мужем после рабочего дня?

– Да. Муж два дня подряд уезжал куда-то к семи утра, а возвращался около десяти вечера. Я еще предупреждала: смотри, мол, не опоздай к своему благодетелю, а то он найдет себе другого водителя. Сегодня он тоже поехал к семи.

– Много бензина потратил за эти три дня?

– Муж обычно собирает и хранит в бардачке квитанции с бензоколонок. Следователь просмотрел их и сказал, что последний раз муж заправлялся четыре дня назад.

– Выходит, в эти дни он на большие расстояния не ездил?

– Выходит, что так…

– Никаких подозрительных предметов в карманах вашего мужа не нашли? – потеряв бдительность, спросил я и с опозданием прикусил себе язык.

Женщина сразу обратила внимание на то, что вопрос нелепый. Она скрестила руки на груди, откинулась на спинку дивана и, не сводя с меня глаз, произнесла:

– Странно, что вы, работник милиции, меня об этом спрашиваете. Это я вас об этом должна была спросить. Это ведь вы вместе со своими коллегами обыскивали карманы Лени! Или я ошибаюсь?

– Видите ли, – начал я выкручиваться, – меня только что подключили к оперативной группе.

– Нет, ничего не нашли, – ответила женщина, кидая на меня пытливые взгляды, и я заметил в них хорошо спрятанное недоверие. – А его права, записная книжка и паспорт были так залиты кровью, что уже не все там разберешь… Господи, сколько крови! Я чуть в обморок не упала, когда мне машину показали. Это не машина, а какой-то цех по свежеванию…

И тут я заметил, что женщина смотрит вниз, на мои ноги, и лицо ее быстро меняется: глаза расширяются, губы размыкаются, словно ей хочется крикнуть. Я невольно кинул взгляд на свои кроссовки.

– А в чем это они у вас выпачканы? – тихо произнесла она.

И тут, к своему ужасу, я увидел отчетливые бурые пятна крови на кайме подошв.

– Сам не знаю, – пробормотал я и убрал ноги под стул. – Может, кирпичная пыль? Я вчера на стройке рабочих опрашивал.

– Ну да, – произнесла женщина. Губы ее были напряжены. – Очень похоже на кирпичную пыль. Просто поразительное сходство…

Я встал, чувствуя, как начинает полыхать мое лицо.

– Больше не буду вас мучить своими вопросами, – пробормотал я, пятясь к выходу. Мною овладело жуткое желание снять с себя кроссовки и вышвырнуть их из квартиры.

– Я вас не провожаю, – произнесла женщина и прикрыла глаза.

Я быстро вышел из квартиры, закрыл за собой дверь, спустился вниз и там, у окна, внимательно осмотрел подошвы кроссовок. Проклятье! Это, конечно, кровь. И вдова это поняла сразу. Теперь мне остается только гадать, что она обо мне подумала и как скоро позвонит в милицию. Выходит, это я вчера выпачкался и до сих пор не обратил на это внимания. Позор мне! Такое головотяпство!

Я вышел на улицу, пересек проезжую часть и по ступенькам спустился в сквер Руданского. Газоны были влажными – всю ночь работали поливальные системы. Я пошел по траве, подошвы кроссовок со свистом скользили по ней. У неработающего фонтана, бордюр которого служил бомжам и нарами и столом, я остановился и еще раз осмотрел свою обувь. Вроде чисто. Но дотошная экспертиза может найти мельчайшие частички засохшей крови.

– Что, вляпался? – алчно спросил меня пузатый мужик в светлой рубашке с одутловатым нездоровым лицом. Готов был поспорить, что его заплывшие глаза излучали необыкновенное удовольствие. – Вот и я так же на прошлой неделе. И все из-за этих бомжей. Весь сквер загадили. Надо согнать их в железный фургон, отвезти на мусорную свалку, облить бензином и сжечь. А потом залить пепелище концентрированной серной кислотой.

Мужик еще излагал мне свой план по очищению города, но я его не слушал и быстро спускался к рынку.

Почему же я чувствую себя виноватым перед несчастной женщиной, потерявшей своего мужа? Почему не дают покоя ее глаза, тяжелые от немого укора? Что я за человек такой, готовый взвалить на себя чужие грехи и сострадать совсем незнакомым мне людям! Мне еще никогда не доводилось терять близких, но как я хорошо понимаю вдову, замкнувшуюся в пустой темной квартире! Нет, не стены, не предметы обихода составляют нашу сферу обитания и даже не природа во всем своем разнообразии, а именно те незримые флюиды, исходящие от других людей, которые мы воспринимаем как окружающий нас мир. Они подобны теплому, наполняющему душу сиянию – уйдет навсегда человек, и вместе с ним погаснут его флюиды, и мы вдруг перестанем узнавать привычные нам вещи, даже тесная квартира покажется нам пустой и слишком просторной, парк скучным, прохожие легкомысленными, солнце – тусклым… И придется привыкать к этому новому миру, учиться видеть его иным и как бы исследовать заново. Это тоскливая и утомительная работа. И, главное, бессмысленная. Ничто на земле не способно так многогранно и сложно заполнить собою мир, как человек. Даже если это бомж, бродяга, пьяница, лентяй, глупец, гуляка, хитрец или трус. «Отвезти на мусорную свалку, облить бензином и сжечь…» Кто это сказал? Перезрелая, тяжелая, упругая, оплывшая жиром липома на теле земли.

– Какой размер нужен? – спросил меня торговец обуви. – Сорок второй? Но носим сорок третий? Тогда возьми этот сорок первый, как раз будет.

Как ни странно, торговец совершенно точно определил размер моей ноги. Я примерил предложенные им кроссовки – почти такие же, как и мои, только с серыми вставками, – и ноги почувствовали комфорт. Старые я положил в пакет и по пути на пункт приема платежей отправил в мусорный бак. Еще раз мысленно «просмотрел» все свои карманы, затем одежду и закончил прической. На мне не должно быть ни одной улики, ни одного предмета, которые могли бы вызвать двусмысленное толкование. Я должен олицетворять собой простоту и прозрачность. Этакая ледяная скульптура, внутри которой при желании можно рассмотреть застывшие пузырьки воздуха. Уже дан старт делу и начался мой поединок с милицией. Мы еще не вышли на ринг, нам еще далеко до клинча, следователь, дай бог, еще не знает о моем существовании, но борьба уже началась. Я просчитываю его возможные удары и ставлю блоки защиты.