Ветер над сопками - Егор Самойлик Страница 13

Потому и шагала очередная смена в очередной наряд понуро, хмурясь сонными лицами, сутуля усталые плечи, обреченно волоча десятки раз прихваченные ночной мышечной судорогой ноги. Со стороны они больше походили на военнопленных или даже смертников, которых ведут на эшафот, а не на бойцов действующей армии.

Круглов, шедший по правую сторону неуклюже сбитой колонны, то и дело сердито окрикивал своих солдат:

– Не растягиваться! Подтянулись! Живее ногами шевелим, живее!

Смену наряда произвели недалеко от передовых позиций. Возле поджарой, округлой сопки, обозначенной на карте начзаставы как высота 283, 8. Политрук коротко, даже как-то холодно поздоровался с прибывшими ему на смену Кругловым и Речкиным. Всем своим изнуренным видом он вызывал жалость. Плечи ссутулились под гнетом вторых по счету бессонных суток. Ему было сложнее вдвойне. Выполняя работу политрука, он еще взял на себя и обязанности помощника начальника заставы. С переходом на новый усиленный режим работы политрук совмещал эти две должности, стоя в нарядах на границе, а в часы отдыха исполняя свои непосредственные обязанности. Речкину было очень неудобно за это перед товарищем. Он даже непроизвольно спрятал глаза при встрече. Но кто мог предвидеть, что все сложится именно так?

Старый наряд ушел, и вновь прибывшие бойцы стали расползаться по указанным им на карте точкам. Круглов и Речкин заняли позицию на наблюдательном пункте заставы – высоте 449,0.

– И чего тебе не сиделось на заставе? Отоспался бы хоть… – разматывая шинель, искренне сокрушался Речкин.

– Я лучше перед сменой посплю, после обеда, – осматривая через линзы бинокля соседскую сторону, ответил Николай и улыбнулся. – После плотного обеда всегда резонней спится!

Речкин улыбнулся в ответ.

– Что там? – спросил он, подойдя к Круглову. – Поменялось что-нидь?

Круглов отрицательно помотал головой и протянул бинокль товарищу.

Алексей охотно принял его и внимательно осмотрел передний край финской границы. Пейзаж остался неизменным. Он был хорошо изучен Речкиным до самых неприметных, для новичка, мелочей. Кое-где виднелась натянутая колючая проволока финских заграждений, издали угадывалась каменная кладка их сооружений, хорошо протоптанная тропа четко различимой лентой вилась среди небольших высоток, с той стороны, где зеленели поросли карликовой березы и ивняка, прозванной урочищем Тшердекайсин. Все было точь-в-точь, как и прежде. Ни новых огневых точек, ни палаток, ни техники… Создавалось ощущение, что про войну знают лишь по эту сторону границы. И неизменность эта теперь сильно резала глаза… Ее словно специально выставили напоказ. Но ведь еще до отъезда Алексея гудела та сторона двигателями, бряцала железом, наперебой голосила чуждой речью…

– Да, действительно, все так и было, один в один, даже странно… – задумчиво заключил Алексей, отдавая бинокль Круглову. – И тишина такая… Помнится, прямо перед отъездом моим все время там шумиха стояла…

Круглов усмехнулся, убирая бинокль в футляр, что висел у него на шее.

– Ну насчет тишины ты не обольщайся… Сейчас пару часиков пройдет и зашумят опять… Если ветер с их стороны будет – точно не прослушаешь!

– Может, все же зря мы наговариваем? – Как-то совсем наивно, по-детски взглянул Речкин на начзаставы, поудобнее усаживаясь на расстеленную шинель. – Не они же, а немцы войну объявили… Хотели бы – давно бы уже напали… А шумят… Ну, может, строят чего…

– Может… – коротко буркнул Круглов. – Я пойду пройдусь по позициям, потом на заставу. Не скучай!

Речкин не смог долго высиживать в одиночестве на одном месте. Его все еще сильно клонило ко сну, да и комары порядком достали. Оставив за себя на НП сержанта, Алексей решил пройтись по позициям, ему было очень любопытно – как сильно изменились укрепления на границе. Кроме того, это предписывалось инструкцией, но выполнялось, как и многое другое, далеко не всегда.

Путь предстоял немалый. Передний край заставы вытянули, как могли, словно гитарную струну, оставив между позициями отдельных стрелков-пограничников такие приличные бреши, что те едва видели друг друга. При среднем, привычном для этих мест порывистом ветре пограничник мог подать сигнал соседу разве что выстрелом. Вообще, конечно, вся эта хрупкая картина весьма жиденькой линии обороны удручала Алексея. Речкин, хоть и не был мастером в практике ведения боевых действий, имея в училищном аттестате твердую «четверку» по тактике, но прекрасно понимал, что какая-либо значительная сила враз смахнет две дюжины солдат с вытянутого в несколько верст участка.

Обход позиций пограничного наряда Алексей начал с правого на левый фланг. Ведь именно на правом фланге и находился НП.

Начинался участок границы 7-й погранзаставы с нестройного ряда озер, уютно укрывшихся, словно в колыбелях, за гребнями множества сопок. Обозначены на карте они были довольно длинным, звучным и примечательным названием «Пиени-Тшердекайсинъярвет». Примерно с год назад, от праздного любопытства, Речкин на пару с Кругловым, вооружившись финско-русским словарем, кои находились на каждой заставе на случай допроса нарушителей с сопредельной стороны, пытались перевести названия близлежащих объектов. Именно с этими озерами они провозились больше всего. Дословного перевода так и не нашли, перевели лишь часть, а спустя какое-то время один из титовских старожилов, кстати, финн наполовину, без грамма сомнения подсказал – «Малые озера зеленого леса». Лесом вокруг, конечно, и не пахло. Но в двух-трех километрах от границы, на финской стороне, находилось урочище, густо поросшее кустарниками ивняка и карликовой березки, прозванное «Тшердекайсин». Оттуда, видимо, и шло название горстки этих мелких, как лужи, озер.

Далее, миновав высоченную сопку, обозначенную на карте цифрами 448,4, где и располагался НП заставы, Речкин спустился в низину, буквально испещренную сеткой озер. Это были более крупные родственники тех, что лежали за высотой, озера «Тшердекайсинъярвет», стало быть, «Озера зеленого леса». Самое большое из них лежало прямо у подножия сопки, где располагалась застава. Далее следовало Килаярви, или «Звонкое озеро», а упирался левый фланг участка заставы в озеро причудливой формы, напоминающее некое уродливое водоплавающее существо с плавником и длинным пиковидным отростком на спине. Типография пропечатала на нем: «Кивиярви», пограничники перевели «Каменное озеро». Все эти переведенные названия были нанесены Кругловым на карту, что висела в канцелярии, простым карандашом.

Что показалось особенно примечательным не только Алексею, но и многим другим, кто читал их с Кругловым переводы, так это то, как переводилось с финского языка название высоты 386,0, где располагалась застава. «Росватунтури» по-русски означало «Гора грабителей». Для финнов этот факт стал наверняка весьма символичен, ведь до Зимней войны сопка находилась в пределах их территории и перешла советской стороне после перемещения границы в глубь Финляндии по условиям мирного договора 1940 года. Что же сыграло историческую роль для такого названия, оставалось тайной за семью печатями.

Алексей промотался на обходе несколько часов. Бойцы почти закончили укрепление своих позиций. Теперь же, проявляя смекалку и фантазию, они принялись усовершенствовать свои маленькие крепости. Делали более удобные лежанки, ниши под боеприпасы, совершенствовали маскировку, уплотняли брустверы. Можно было смело рапортовать начальству о завершении укрепления обороны участка границы. Понравилось Речкину и настроение пограничников. Они были бодры, веселы, общительны, несмотря на пробивающуюся наружу краснотой глаз усталость. «Смена деятельности, ее насыщение и разнообразие всегда ведет солдата к новым свершениям, заряжает его идеей, дает силы и веру в себя!» – вспомнились Алексею слова одного из училищных преподавателей.