Кодекс калибра .45 - Виктор Тюрин Страница 13

«Это моя жизнь и надо прожить ее так, чтобы не было потом мучительно больно за то, что когда-то упустил свой шанс. Хм! Почти как Макс Горький!».

Когда почувствовал, что устал, я снял себе номер в третьеразрядной гостинице. Несмотря на то, что уснул почти сразу, ночь не принесла мне отдыха. Тревоги, сомнения, страхи, все то, что сидело в глубине меня, вылезло наружу. Несколько раз я просыпался, вытирая липкий пот со лба, потом шел пить воду. Окончательно проснулся рано утром. Сон, навеянный душевными муками, вместо того чтобы раствориться в рассветных сумерках, остался. Встал с кровати. Подойдя к окну, стал смотреть сквозь моросящий дождь на пустую улицу, пытаясь выкинуть его из головы, но рвущая сердце картинка продолжала стоять у меня перед глазами. Отец с матерью стоят на пороге открытой двери нашей квартиры. Рвусь к ним, но что-то меня не пускает, а уже в следующее мгновение понимаю, это их взгляды. Они откуда-то знают, кем стал их сын. Взгляд отца суров и презрителен. Мама, стоящая рядом с ним, смотрит на меня с мольбой и страданием. Неожиданно дверь закрывается, и я остаюсь один. Бью по ней кулаками изо всех сил, но удары гасятся, словно попадают в мягкую подушку. Тогда я начинаю кричать. Я не виноват! Меня выбросили из моего времени, из моей жизни! Папа, мама! Я не хотел этого!

– Я не хотел этого!

Крик, вырвавшийся у меня из груди, привел меня в чувство. Подойдя к рукомойнику, плеснул в лицо несколько горстей воды. Холодная вода, охладив разгоряченное лицо, успокоила возбужденный разум.

«Все! Хватит эмоций! Виноват – не виноват. Ты здесь, и ты выбрал свой путь!».

Несмотря на категоричность обещания, данного самому себе, я понимал, что подобное случится со мной еще не раз.

Мой рабочий день начинался с влажной уборки бара, затем в течение дня подметал помещение, протирал столы, выносил и чистил плевательницы и пепельницы. В остальное время топил плиту, таскал уголь в мешках, сгружал с машин ящики, коробки, ходил на рынок, а когда было много посетителей, нарезал хлеб, овощи и мясо, из которых Сэмми готовил сандвичи. Спустя полтора месяца, помимо основной работы, меня стали посылать с поручениями и записками. Иногда часами приходилось мотаться по городу, от одного адресата к другому. Где мне только ни приходилось бывать. В борделях, в подпольных кабачках, где двери открывались по паролю или на условный стук, в игорных залах, расположенных в задних комнатах овощных и бакалейных лавок, в подвалах, где сидели ростовщики и подпольные букмекеры. Нередко у подобных заведений вместо громилы – охранника прохаживались копы в синих мундирах, с бляхами на груди, крутя в руках дубинку. Они, как и многие другие люди, начиная от мэра Чикаго Билла Томпсона и кончая мелким чиновником из городского управления, хотели иметь свой кусочек сладкого пирога.

Нетрудно было догадаться, что подобным образом меня проверяют, присматриваются, пытаясь понять, что я за человек. Были у меня испытания и другого рода. За эти два месяца я видел трех раненых, которых привезли к Сэму. Один из них умер у меня на глазах, так и не дождавшись приезда врача. Видеть, как люди скрежещут зубами от боли, поверьте мне, это далеко не самое приятное зрелище. Дважды мне пришлось иметь дело с трупами. Если первый раз я копал могилу, а затем помогал сбрасывать в нее три мешка с трупами, то второй запомнился мне надолго. Это была машина с останками двух бандитов, которых расстреляли из обрезов с близкого расстояния. Мне хватило одного взгляда, после чего меня минут десять выворачивало наизнанку. В такие моменты я ненавидел себя и тот путь, который выбрал, но уже спустя несколько дней кошмарные подробности выветривались из моей головы. Помимо неприятностей подобного рода в моей жизни было немало и радостей. Спустя неделю, как стал получать десять долларов в неделю, я снял себе квартиру за двенадцать долларов в месяц. Теперь у меня появилась привычка в свободное время сидеть в недорогих ресторанчиках и слушать джаз. Я подружился с Джеком Грубером, который в тот памятный для меня день подвез меня к бару «Трилистник». У нас с ним оказалось много общего. Во-первых, мы были почти одногодками, а во-вторых, он был американцем и сыном фермера, как и я, согласно моей липовой биографии. Джек был веселым и жадным до всевозможных развлечений парнем. Рестораны, девушки, азартные игры. Сейчас, когда моя жизнь в какой-то мере наладилась, тоска по родителям и прежней жизни как-то сама собой улеглась. Пропали кошмарные сны, зато появились новые интересы и новые мечты. Впрочем, мои мечты были такие же, как и у среднего американца. Машина, хорошо оплачиваемая работа, собственный дом, счет в банке.

Этот период жизни стал для меня чем-то вроде отпуска за все мое пребывание в этом времени. Так продолжалось до того дня, пока порог бара не переступил Джеймс Муррей. Сейчас я мог рассмотреть его более внимательно. Это был мужчина лет сорока, с коротко остриженной крупной головой, с широкими крутыми плечами, туго обтянутыми темно-коричневым пиджаком. Пара застарелых светлых шрамов, наискось пересекавших загорелый крепкий лоб, жесткий взгляд и нечто от ленивой грации зверя, невольно наводили на мысль о крупном хищнике. Он хромал, и было видно, что идти ему тяжело. Некоторое время он беседовал с Сэмми, а когда увидел, что я закончил подметать пол, то сказал: – Пошли, парень. Есть разговор.

Мы сели в задней комнате бара, которая использовалась не столько как кладовая, сколько как склад для хранения спиртного и оружия. В ней не было окон, а двери, ведущие в бар и на улицу, были изнутри обшиты металлическими листами. С трудом усевшись, он поудобнее устроил раненую ногу, после чего сказал: – Пуля задела кость. Так что еще не скоро встану на тропу войны. Небось, читал десятицентовые книжечки про индейцев и сыщиков, а, парень?

– Гм. Читал.

– Значит, понял, что я хотел этим сказать. А что грамотный, это хорошо, – констатировал бандит. – Тебе у Сэмми нравится работать?

– Он хороший человек, – неопределенно ответил я, не зная, куда он клонит.

– Не уходи от ответа, парень.

– Если это предложение работать на О'Бэниона, тогда «да».

– Это я и хотел от тебя услышать.

От этих слов сердце так отчаянно заколотилось в груди, а лицу стало жарко, но насколько было возможно я постарался придать себе невозмутимый вид. Чуть сипловатым от волнения голосом я сказал:

– Слушаю внимательно.

– Ты спас мне жизнь, парень. За что я тебе благодарен. Сейчас я не при делах, поэтому у меня есть время поднатаскать тебя. Согласен?

– Согласен!

Видно я сказал это с несколько большим жаром, чем требовалось, иначе, что тогда могло вызвать ехидную улыбку на губах гангстера.

– Начнем с завтрашнего дня. С Сэмми я договорился.

Только спустя мгновение, когда Мюррей встал со стула и пошел к двери, я понял, что разговор шел не о предстоящем деле, а о чем-то наподобие учебы.

В подвале было светло как днем из-за двух рядов ламп, висевших под потолком в жестяных абажурах. Недалеко от входа стоял стол, от него тянулись провода с картонными мишенями. Маленький человек с одутловатым лицом, сидевший за ним, при виде нас достал мишени, затем прикрепил их к проводам и подтянул их до противоположной стены, после чего снова сел и закурил. Мюррей достал, а затем протянул мне пистолет. Как только я его взял, он кивком головы указал на мишень. Старательно выполняя инструкции своего наставника, я неожиданно понял, что обучение меня не тяготит, и даже больше того, нравится с каждым часом. Мне нравилась тяжесть заряженного пистолета, но еще больше само нажатие на спусковой крючок – секунда и в мишени появляется дырка от пули, направленная тобой.