Обреченные на месть - Федор Зуев Страница 13

Дома меня ждал сюрприз — приехал старый товарищ и сослуживец по Мурманску и Северному пароходству Владимир Палеев, в прошлом пилот, а теперь раздобревший и, как всегда, неунывающий Владимир Аркадьевич. Он сидел на лавочке у подъезда, рядом стоял его чемодан. На чемодане красовалась початая бутылка водки «Северное сияние», а закуской служил кусок вяленой оленины. Он как раз подносил пластиковый стаканчик ко рту, когда я вышел из машины метрах в десяти от него. Быстро дернув рукой в направлении подбородка, он сделал глотательное движение, затем замер и набычился, после чего зашелся удушливым кашлем. Выпуклый его живот, как огромный поплавок, быстро задергался вверх-вниз. Кашлянув в последний раз, он протянул в мою сторону руки для крепкого мужского объятия, из которых, впрочем, так и не выпустил уже пустой стаканчик и кусок оленины.

— Все-таки ты гад, Слава, и глаз имеешь нехороший — вот сглазил мне стопарик, а я ведь мог и захлебнуться, — произнес он, совершенно уверенный в том, что минуту назад чудом избежал смерти.

Я был рад видеть его помятую, с трехдневной щетиной, вечно недовольную физиономию.

— Я, понимаешь, с поезда. Давал тебе телеграмму, а ты не встретил. Носишься неизвестно где, телефон не отвечает. А я вынужден был потратиться на такси и вот уже больше часа кукую здесь на лавочке.

Полуобняв его за плечи, я подхватил чемодан и двинулся к двери. Володя с водкой и олениной, уже повеселевший, спешил рядом.

— Слава, ты знаешь, что произошло? Меня выперли из авиации. Говорят, что здоровье кончилось, и запах перегара постоянный… А как ему не быть, я ведь спирт пью, «Полярный», 70 градусов. Он же за ночь не выдыхается из организма. А утром опять же минералки хлебнешь — и результат налицо — старые дрожжи действуют.

— Ты, Володя, всегда был выпить не дурак. Удивляюсь, как это ты до сих пор пилотировал.

— Нет, Слава, — остановился он у двери, внимательно наблюдая за набором кода, — я уже три года как сидел в порту на разных должностях, руки отказывать начали — подагра, понимаешь. Прицепилась, мать ее…

Уже идя по лестнице, он повторил по памяти код замка на двери подъезда.

— Видишь, а зрительная память идеальная.

— Ты в отпуск? — спросил я его.

— Навсегда, — коротко ответил он.

— Как это? — удивился я.

— А вот так! Я пенсионер, у меня вторая нерабочая группа инвалидности плюс полярный стаж, да вдобавок я еще и алкоголик, — сказал он весело. — Двое суток, почитай, в поезде пили. Вот это последняя бутылка из того, что я с собой захватил. Ну и попутчики, естественно, не порожняком ехали. Интересные люди, я тебе доложу, — двое после освобождения возвращались, так мы даже подружились, обменялись телефонами. Я, конечно, твой дал, так как у меня другого нету.

Все это он успел мне рассказать, пока мы поднимались на третий этаж. Зайдя в квартиру и бросив быстрый взгляд на порядок, наведенный Ангелиной, и проведя пальцем по одной из книжных полок, он, задумавшись, изрек:

— Да я вижу, ты здесь не один. Что, опять женился?

— Пока нет, — ответил я.

— Ну, тогда это нестрашно. Поживу у тебя на кухне. Вон она какая у тебя просторная! Передвинем диванчик, мне места тут хватит.

Возразить я ничего не мог, тем более зная его обидчивый характер.

— Да ты, Слава, не переживай. Деньги я действительно уже все пропил, те, что в дорогу брал. А весь свой капитал я перевел в Крым, в Евпаторию, у меня там родственники. Но хрен с ними, с родственниками. Главное, Евпатория — это единственное место, где я чувствую себя хорошо и болезнь моя отступает. Ты, Слава, как думаешь, за что такое «счастье» бедному еврею?

— За то, Вова, что баб любил без разбора, всех подряд. Соответственно и пил все, что горит и по каждому поводу. И как следствие — часто отдыхал на морозном воздухе пьяный, и оттирали тебя снегом с водкой пару раз только на моей памяти. А на ногах мизинцев не хватает, где они у тебя?

— Так ведь отморозил я их, отняли. Не разрешил бы, так все одно отвалились бы — почернели они уже тогда, че их жалеть-то теперь? — вперился он в меня своими недовольными большими, чуть выпуклыми коровьими глазами.

— Вот, Вова, в этом-то все и дело. И подагра твоя — результат вечной мерзлоты Заполярья. Ты и руки там не раз морозил, хорошо хоть целы остались.

— Вот падла! — выдохнул он, оцепенев. — А я и не додумывался до этого. Действительно, оттирали не раз, и даже спиртом. Вот, Слав, видимо, потому я и потянулся к теплым грязям Крыма… Ты сам-то в каком режиме находишься? — спросил он.

— В напряженном…

И я вкратце рассказал ему о своих приключениях.

— Да-а, завидовать пока нечему, — констатировал он. — А впрочем, если ты не против, можешь на меня рассчитывать. Я не у дел, на месте сидеть долго не умею, а в вашем бизнесе, может, и для меня ниша найдется. Тем более что босс твой, похоже, человек приличный и не жадный. Как ты на это смотришь?

— Только положительно. Но, сам понимаешь, рисково это все…

— Ничего, прорвемся как чирий на заднем месте… — успокоил он сам себя, раскладывая на журнальном столике северные деликатесы и наполняя рюмки своим любимым напитком.