Рота - Андрей Константинов Страница 13

– Товарищ полковник! – сказал вдруг Рыдлевка с таким отчаяньем в голосе, что Примаков смолк, а Самохвалов даже не успел схватить старлея за шиворот.

– Товарищ полковник! Я… У меня жена… Я виноват… Она аборт сделать хочет… Каждый раз про это говорит… Денег совсем нет… Я виноват…

Примаков тяжело засопел, но тон чуть-чуть сбавил:

– Виноват… Я тебе сам, урод, аборт сделаю… ложкой через жопу… Жена, понимаешь… У всех – жены, и у большинства – дуры… А потому что жениться надо не хуй знает на ком, а на тех, кто офицерскими женами работать могут! На деревенских, не балованных дорогими, понимаешь, колготками… «Санпелегринами», понимаешь…

(Колготки «Санпелегрино» Примаков помянул не случайно. Несколько лет назад его жена-врач «балдела» в квартире другого офицера, жена которого мирно спала на рабочем месте дежурной по котельной. А тут как на грех один шибко ревнивый комбат стал ломиться по соседству в собственную дверь – свет горит, а жена не открывает… Конечно – она же подругу на электричку провожать пошла. В общем, комбат этот дверь к себе выбил, никого не нашел, решил, что, сука, прячется у соседей – выбил дверь и к ним. А там – примаковская жена, в одних «Санпелегрино». М-да… Потом на крики еще прибежала из котельной жена героя-любовника… Мадам Примакову еле отбили от взбесившейся мегеры. Не без потерь. Потом при «разборе полетов» официальная версия выглядела так: офицеры спасали от каких-то неведомо откуда взявшихся насильников врача, вызванную к больной… Примаков тогда вынужден был в другую часть перевестись. Разводиться все-таки не стал – пожалел дочерей…)

– Она у меня деревенская, – шмыгнул носом Рыдлевка. – Одноклассница…

– Значит, такая деревня хуевая! – рявкнул Примаков. – Большие Говнищи – твоя деревня… Все, Панкевич, сгинь с глаз долой, не могу я больше тебя видеть…

«Реабилитировался» Панкевич в глазах Примакова, впрочем, в тот же день. Случай помог.

…На вечернем построении взвода бойцы смотрели на Рыдлевку сочувственно – все, конечно, уже знали, что «старлей влетел с Примусовым телефоном». Панкевич крепился, говорил про завтрашний важный «выезд».

Тут Тунгус и «обрадовал»:

– Товарищ старший лейтенант, а рядовой Коняев не может на «выезд». У него понос.

– Ага, – подал голос Маугли. – И засос. К югу от восточного глаза – по самый ящур.

Все тихонько заржали. Не смеялся только Веселый. Это он саданул в глаз Конюху, которого подозревал в краже фотографий для дембельского альбома. А надо сказать, что такие фотки – вещь серьезная. Нет фоток – так вроде и не служил солдат. А сфоткаться удается не часто – и пленок нет, и с проявкой проблема… Поэтому снимки все больше групповые. Вот потому их и таскают друг у друга.

Рыдлевка всмотрелся в лицо Коняева:

– Понятно… Николаев – кто его?

Коняев молчал. Тунгус пожал плечами:

– Не знаю… Упал…

Маугли хрюкнул и добавил с кавказским акцентом:

– …очнулся – гипс, палата, клизма, горшок.

Все снова заржали, и тут Коняев отчаянно спросил:

– Товарищ старший лейтенант! Вы у Родионенко фотки не брали?

– Какие, на хер, фотки?!

– Ну, все, кроме домашних? Там с журналистом этим из телевизора, с бабами, с арбузами на базаре…

– Коняев… кто тебя?

– Никто… Зацепился.

– Хомутом, – добавил Маугли. – И упал в овес.

– По самую попону, – добавил Ара.

Все зашлись в хохоте. Панкевич скомандовал:

– Смирно!

Смешки смолкли. Рыдлевка оскалил зубы:

– Ара, хочешь Арарат посмотреть? Еще слово, и я тебя за ухо подросту! Тебя и Мургалова! Что, хотите еще на выезде передраться?! Духи мигом мозги вправят… Николаев, почему опять сегодня в палатке курили? Сегодня курите, завтра ссать начнете…

Тунгус, стоя по стойке смирно, ел глазами офицера, но спросил снова:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос? Дело-то серьезное… Правда, вы у Родионенки фотки не брали?

Сержант спрашивал не просто так. Все во взводе знали, что у старлея после контузии иной раз память «глючит». Панкевич засопел, почти как Примаков:

– Брал, но отдал… Кажется… потом посмотрю.

И вот тут со стороны часового от рыдлевского взвода ударили выстрелы. Из своей палатки выскочил ротный и заорал:

– Кто там, японский городовой, стреляет? Я щас кому-то постреляю!… Панкевич – твои уроды?!

А взводный уже несся на выстрелы – чуть ли не со всем взводом. Стрелял рядовой Гусев – он заметил какое-то шевеление… А там и впрямь оказался дух. Рыдлевка глянул в прицел:

– Ага, вот он… В синих штанах… Руки за голову, иди сюда!

И дал очередь поверх головы прятавшегося для убедительности. Дух встал и сделал несколько шагов вперед. Все засуетились.

– Стоять, сука! Мургалов, обыскать, привести… Смотри, там рядом сигналки…

Маугли метнулся, начал обыскивать, почти сразу же закричал:

– Чисто… Ой, нет, граната в проволоке…

– Бросай, бля, – рявкнул Панкевич. – Ложись! Граната, извлеченная из кармана чеченца, не взорвалась. Панкевич покрутил головой и сипло бросил Аре:

– Азаретян, сбегай туда, где дух был… Смотри, осторожнее.

Ара отбежал, нашел брезентовую сумку от противогаза…

К Панкевичу побежали старший лейтенант Орлов и лейтенант Завьялов. Рыдлевка махнул им рукой:

– Духа взяли… Ара, сумку не трожь…

Чеченца отволокли все в ту же штабную палатку и поставили на колени – руки в пол. Ротный, пока Левка копался в сумке, спросил:

– Ты как здесь нарисовался?

– Бараны пас, корови пас… Хозяин далеко… – не поднимая глаз, простонал чеченец.

– Февраль месяц, мудак, – не выдержал Примаков. – Кого ты пас? Стадо где?

– Хозяин велел Алхан-Юрт гнать… Заблудился.

– Сумка твоя? – это уже вклинился Рыдлевка, раскладывая содержимое брезентухи на стол. Задержанный начал мелко дрожать – бушлат с него сорвали еще до того, как втолкнули в палатку.

– Нэ моя… Здэсь нашел… Клянусь хлэбом…

Самохвалов с Примаковым начали разглядывать багаж: сухари, мешочек с гречкой, какао-сгущенка, россыпь сухого спирта со спичечным черкашом, расписание намазов, какие-то пометки на листках из блокнотов и трубка «Кенвуд» с новыми батарейками… Примаков взвесил «Кенвуд» на руке:

– В кармане твоя граната была?!

– Нашел граната… Бандиты защищаться…

– Да-а-а?!

Панкевич между тем тщательно ощупывал снятый с чеченца бушлат, на котором выделялись не выгоревшие следы от споротых масхадовских нашивок. В кармане нашлось несколько шести-семисантиметровых свежезаточенных колышков. Рыдлевка хмыкнул и передал их ротному. Самосвал взял колышки в лапищу и поднес их к самому носу задержанного: