Абсолютное зло - Александр Мазин Страница 12

– Мне. А что случилось? – Мучников слегка привстал.– Ограбление? Пожар?

– Та не, все хорошо! – Онищенко сделал успокоительный жест.– Целый ваш дом, стоит, не беспокойтесь. Николай Иванович, а кто еще кроме вас там проживает?

– Где?

– Та в доме этом.

– Никто.

– Да? – Густые брови опера взметнулись вверх, изображая крайнее удивление.– Вы не запамятовали, Николай Иванович? Может, ключи кому давали, подруге какой случайной или там родственникам?

– Нет,– последовал твердый ответ.– Ключи от дачи только у меня, родственников у меня нет, и случайных подруг – тоже.

– Это точно?

– Абсолютно. А в чем все-таки дело?

– Та ничего особого,– опер махнул рукой.– Надо кое-что уточнить для отчетности. Значит, Николай Иваныч, ключей от дома вы никому не давали и не теряли, так?

– Да.

– А может, на участок кого пускали?

– Нет. Все-таки, что произошло?

– Та соседи жаловались. Шумят у вас на участке. Крики, поют, спать мешают…

– Мне об этом ничего не известно,– отрезал Мучников.– В Ландышеве я не был уже две недели. Вы уверены, что с домом все в порядке? – Нервное постукивание перстнем по столу.– А почему, собственно, товарищ капитан, эту жалобу соседей рассматриваете вы, а не тамошнее районное отделение?

– По месту жительства,– тут же ответил Онищенко.

– Но я же прописан не в вашем районе.

– Вас это беспокоит, Николай Иванович? – Онищенко поглядел на руку Мучникова, и тот, спохватившись, перестал стучать, достал из внутреннего кармана черную расческу на ручке, провел несколько раз по волосам.

– Я спрашиваю, это вас беспокоит? – повторил опер.

– Нет. Но довольно странно… – Мучников спрятал расческу в карман. Онищенко успел заметить на ней золотую готическую надпись.

– Ничего странного,– возразил опер.– Рассматриваем по месту жительства подавшего заявление. Значит, Николай Иванович, вы ничего не хотите больше сообщить?

– О чем?

– О событиях, имевших место на вашем участке?

– Если там имели место какие-либо события, то мне о них ничего не известно! – отчеканил Мучников.

– Ну и хорошо,– благодушно кивнул Онищенко.– Тогда ознакомьтесь и подпишите.

Мучников прочитал, посмотрел на опера.

– Есть возражения по тексту? – спросил Онищенко.

– Слово «посторонним» пишется с тремя «о».

– Исправьте,– разрешил Онищенко.– Других возражений нет?

– Других нет.

– Тогда напишите «С моих слов записано верно, мною прочитано» и распишитесь. Вот и все. Благодарю за помощь, Николай Иванович. Всего хорошего!

Про дерн Онищенко ничего не сказал. И про свечку тоже. Всему свое время.

Сняв телефонную трубку, он набрал номер Логутенкова:

– Генадьич? Это Онищенко. Ты на месте? Тогда жди, я подъеду.

В кабинете Логутенкова сидела пожилая женщина.

– Мне подождать? – спросил опер.

– Останься, мы уже закончили.

Через минуту женщина покинула кабинет, а «важняк» полез за сигаретами.

– Дима мне намекнул, что вы кое-что нашли.

– Сказал – что?

– Про дерн сказал. И как вы, вурдалаки, обрадовались, когда решили, что захоронку обнаружили.– Логутенков улыбнулся.– А про остальное – ничего. Тебя ждал.

– Так зови его.

– Он в больницу уехал. За заключением паталогоанатома по одному делу. Кстати, уже давно должен был вернуться.

– Ну тогда с этим подождем,– сказал Онищенко.– Я сегодня с владельцем дачи беседовал.

– Так быстро?

– Домой ему позвонил,– пояснил Онищенко.– Вежливо попросил подъехать. Ну он не стал откладывать как законопослушный гражданин.

– Так уж и законопослушный?

– В указанное время, говорит, находился в Финляндии.

– Не врет?

– А смысл? Проверить же – как два пальца.

– А как он вообще?

– Вообще… – Онищенко задумался.– Ничего не могу сказать. Акккуратный очень. В словах. С процедурой нашей знаком. Я ему сказал, что заяву соседей проверяю, так он спросил: почему я, а не по территориальности?

– И что ты ответил?

– Сказал: по месту жительства соседа. Мол, тот послал нам по почте.

– Может, лучше было Шилова попросить?

– Ничего. Если он – чистый, то не важно. А если нет – не имеет значения. Я его все равно насторожил. Да, Генадьич, перстень у него приметный. Крест нерусский, змея и звезда шестиконечная. А по паспорту не еврей и рожей тоже не похож. Хотя чернявый…

– Шестиконечная звезда, голубь, не национальный признак, а символ, к твоему сведению. Ну-ка опиши этот перстенек подробнее.

– Я лучше нарисую. Дай бумажку.

Онищенко извлек ручку и по памяти, но с большой точностью изобразил мучниковский пестень.

– Ага,– сказал удовлетворенно Логутенков, поглядев на рисунок.– Египетский крест в шестиконечной звезде и все это в обрамлении пожирающей хвост змеи. Типичная, Паша, оккультная символика. Часто еще свастику по контуру изображают. Не было свастики?

– Не было. А откуда ты, Генадьич, такой умный?

– Да уж поумнее некоторых оперуполномоченных. А если без шуток, ты спрашивал у господина Кренова, чем их комиссия, а в частности, мой друг Суржин занимается?

– Спрашивал. Но их депутатство от ответа уклонились. И чем же?

– Как раз этим самым. Ритуалами, связанными с человеческими жертвоприношениями. Вот от Степы я этой символики и набрался. Собственно, он сам меня и ориентировал, а я с ним делился… кое-какими материалами.

– Значит, Суржин занимался сатанистами.

– В основном.

– Тогда непонятно, почему он один, как дурак, поперся прямо к ним в зубы? Они ведь запросто могли его грохнуть? Какие-то странные методы для серьезного человека!

– Странные,– согласился Логутенков.– Степа ведь не дурак. И бывший мент к тому же. Полезть вот так, нахрапом, без подготовки – не в его стиле.

– Тогда что же?

– Будем думать. А вот и Дима!

Жаров вошел в кабинет и положил на стол папку.

– Что так долго, Дима? До больницы езды пятнадцать минут. Были проблемы?

– Проблема одна,– ответил Жаров.– У меня ночью машину разули. Все четыре колеса. Обидно. Месяц как новую резину поставил. Так что не ездить нам больше с вами, товарищ капитан. По крайней мере в ближайшее время.