Убойная позиция - Сергей Самаров Страница 12

– Главное, помните... Я хочу заработать и вы хотите заработать... Деньги получите тогда, когда передадите заказчику с рук на руки три пластиковые упаковки в целости и сохранности... О чем это говорит? Это говорит о том, что стрелять должны аккуратно, прицельно, и не повредить упаковки... Если они будут повреждены, денег вам не видать... Упаковки большие, заметные... Поэтому особо заостряю внимание на выборочности стрельбы... Пулеметчикам быть предельно осторожными... Еще... У кого-то, скорее всего у командира спецназовцев, которого зовут Самурай, есть при себе сто тысяч баксов. Деньги поддельные, предупреждаю. Я забираю их себе, чтобы поменять на настоящие. Уже договорился. Мне обещали дать за сто тысяч сорок тысяч настоящих. Я надеюсь выторговать пятьдесят... Те деньги тоже поделим... Зимой в Грузии они нам очень даже пригодятся... И мне, и вам... На такие деньги можно жить... Кто в Грузию не пойдет, семье что-то купить сможет...

И только перед тем, как всем по местам разойтись, эмир еще одно указание Арслана Мовсаровича вспомнил. И сказал:

– Еще... Против спецназа многие в районе выступили... Может быть, такие же парни, как мы, появятся... Может быть, даже менты... Не стрелять без моего приказа. Если только спецназ, другие федералы или «кадыровцы»... И с другими, и даже с ментами у нас перемирие... Это все... По постам, и смотреть в три глаза, как Муса...

Мусе, естественно, был отведен самый ответственный участок. Он засел впереди, в кустах, откуда обе тропы, ведущие с гор, хорошо видны. Правда, не целиком, только отдельными участками. Но это даже лучше, потому что с тропы тоже видно хорошо, что внизу делается. И Муса имеет возможность пропустить спецназ по тропе в зоне видимости, а потом перебежать к командиру с предупреждением раньше, чем новая зона видимости откроется...

* * *

Ожидание тянулось долго... Настолько долго, что у Хамидрашида даже веки стали на жарком солнце слипаться. Он минувшей ночью плохо спал, какие-то неприятные сны донимали, часто просыпался и потом снова уснуть никак не мог. Вслушивался в частые крики ночных птиц. Не нравились эти крики... И из-за бессонницы решил посты проверить... Часовые на посту, слава Аллаху, как всегда, не дремали, это эмира успокоило, но сон все равно не пришел. И только под утро заснул...

Хотелось спать и сейчас. Но Хамидрашид хорошо знал, что именно этого ему делать нельзя. Может быть, кто-то другой и может себе такое позволить. Не на посту ведь. А здесь передовая роль Трехглазого Мусы все решит. Муса увидит, доложит эмиру, и после этого только последует команда. Проснуться и головой встряхнуть время есть. А вот Хамидрашид не имеет права показывать кому-то, что он уснул. Он даже минувшей ночью, когда посты проверял, на вопрос часового: «Отчего эмиру не спится?» – вынужден был ответить, что эмир потому и эмир, что за него другие спят. Свой авторитет следовало поддерживать. Особенно в такое неспокойное время, когда многие норовят лес покинуть и, не имея возможности сдаться по амнистии, просто в подвале собственного дома прячутся и только ночью в комнаты выходят, чтобы в темноте побродить среди знакомой обстановки. Считают, что такая жизнь лучше, чем волчья жизнь затравленного лесного бродяги.

Но уходят от тех эмиров, которых не уважают... От тех эмиров, которые спят тогда, когда бодрствовать следует... Дадашев пока умеет держать своих парней в узде. Не слишком их прижимает, но и спуску не дает... И потому джамаат еще считается боеспособным...

* * *

Трехглазый Муса бежал через кусты, не прячась особо и даже не пригибаясь. Но бежал быстро и прямо к эмиру. Не видя близко противника, Хамидрашид даже приподнялся из своей огневой точки, чтобы быстрее услышать сообщение.

Муса запыхался от бега – вот что значит вредное пристрастие к курению... И пока он переводил дыхание, эмир смотрел за его плечи, туда, на склон. Но никого увидеть не смог.

– Шесть человек... – наконец сказал Муса, все же с трудом успокоив дыхание.

– Спецназ? – с удивлением переспросил Хамидрашид. – Разделились, что ли?

Это было бы очень невыгодно Хамидрашиду. Спецназ разделится, ищи потом по горам отдельные группы. И догадайся, у какой группы эта треклятая винтовка...

– Нет, не спецназ... Не знаю, кто... Камуфляж, бронежилеты... Но не спецназ... Спецназ так не ходит... Они сначала дозор выставляют... Пару человек... Эти толпой идут... За первым. В пяти шагах... Первый, как большой начальник, остальные за ним...

– Кто же? – спросил Дадашев, скорее самого себя, чем своего наблюдателя.

И поднял бинокль. Но бинокль у эмира был не очень сильный, и увидеть не удалось вообще никого. Ни на правой, ни на левой тропе.

– Где они? – потребовал он объяснений.

– Правая тропа... Сейчас из-за скалы выйдут... – Трехглазый, кажется, без бинокля видел лучше, чем Хамидрашид с биноклем, потому что прокомментировал в дополнение: – Ведущий заметно хромает... Может быть, эмир Имран?..

– Его нам и не хватало... – против воли вырвалось у Хамидрашида.

Хамидрашид снова поднял бинокль, и как раз вовремя, потому что из-за скалы на тропу вышли шесть человек. Один впереди, остальные чуть сзади. Передний заметно хромал. Бинокль был все-таки слишком слабым, чтобы с полной уверенностью определить личность хромающего человека, но эмиру показалось, что он узнал знакомую фигуру эмира Имрана Саидулюкаева, своего давнего недруга и соперника за влияние в районе. Саидулюкаев был от рождения хромым, что не мешало ему слыть чрезвычайно сильным физически человеком. Мало силы было в ногах, но руками, поговаривали, он мог человека надвое разорвать. Это, конечно, было преувеличением: Хамидрашид, как бывший хороший борец, мастер спорта, сам был человеком неслабым и мог представить себе возможности других людей, даже очень сильных физически, и у него рассказы о силе Саидулюкаева вызывали слегка надменную улыбку. Тем не менее слава шла впереди хромого эмира Имрана, и простые люди часто повторяли рассказы о страшном проявлении этой силы. А силу простые люди издревле уважают...

Встретить здесь, при таком важном и выгодном деле, Имрана очень не хотелось бы, потому что эмир Саидулюкаев мог прийти сюда только с одной целью – перехватить у джамаата Хамидрашида Дадашева не просто славу, но и большие деньги. Саидулюкаев слыл человеком жадным и ради денег идущим на все. Об этом человеческая молва тоже говорила часто.

– Мне кажется, что это он... Не нашелся еще добрый человек, который обломал бы ему вторую ногу... Спешит перехватить наши деньги...

– Мы и обломаем, чтобы не спешил... – уверенно сказал Трехглазый Муса. – За хорошие деньги я сам готов ему и руки заодно обломать... Те самые, про которые сказки говорят...

– Нам запретили воевать со своими... Нам запретили даже с ментами воевать... Мы сейчас общее дело делаем... Важное дело... – сказал Хамидрашид, но сказал неуверенно, потому что сомневался в самом Саидулюкаеве. Тот вполне мог и в спину выстрелить...

– Но себя тоже поберечь хочется... – сказал из-за соседнего куста, где определил ему место сам эмир, Дукваха. – Если Имран мне шею сломает, а он, говорят, здорово это умеет делать, кто будет моих детей кормить... Их же у меня четверо, эмир... И пятый через три месяца родится... Говорят, девочка будет... Мне невесту воспитать надо после четырех пацанов...