На южном фронте без перемен - Павел Яковенко Страница 12

Мне реально надоела эта бодяга. Я замерз, очень хотелось есть, и от долгого сиденья в кабине затекали ноги. Выходить же наружу было небезопасно по двум причинам: на свежем воздухе долго не проходишь из-за холода, и, самое главное, насиженное место можно очень быстро потерять. А найти новое будет довольно проблематично.

Наконец, в четвертом часу пополудни свершилось. Мы прицепили орудия к машинам, погрузили в кузова боеприпасы и тронулись. И тут же произошло то, чего все, в глубине души, конечно, опасались, но никак не думали, что это произойдет именно так. Молодой боец, водитель БМП, переезжая небольшой мостик через канал, не справился с управлением, и перевернул боевую машину. Да и это бы ничего, но перевернулся он так неудачно, что одного бойца в машине задавило насмерть.

Эту новость нам сообщил водитель «Урала». Так как колонна из-за этого происшествия остановилась, то он успел смотаться к месту событий, и все подробно рассмотреть.

Он успел вернуться как раз вовремя — мы снова тронулись. Когда наша машина проезжала этот злосчастный мостик, я пытался рассмотреть детали. Возле поверженной техники копошились бойцы, крутился подполковник Егибян — замполит бригады, а немного в сторонке, брошенный как кукла, как-то нелепо, не по-человечески, лежал убитый.

Я отвернулся, сам стыдясь своего нездорового интереса. Вот ведь как — и боя еще никакого не было, а счет потерям уже открыт. (Таких нелепых, тупых потерь на каждой войне предостаточно, увы… И эта наверняка у нас не последняя).

В бок мне снова больно воткнулась планшетка. Забыл сказать, но, вообще-то, нас в этой кабине ехало четверо. Слева от меня сидел Логман, справа — какой-то контрактник. Я даже его толком и не знал. Так, видел, что в части мелькает, и не более того. Имел ли он хоть какое-то отношение к нашему дивизиону? Или был из пехоты?

Да и черт с ним! Вот только из-за тесноты я не мог снять эту дурацкую планшетку. А снять ее сразу не хватило ума. Теперь мне было очень неудобно. Да, наверное, и Логману доставалось, но он молчал. Мало того, справа у меня висел на ремне подсумок, так что доставалось, по-видимому, и ваучеру.

Тем не менее, я все-таки закемарил. Ничего удивительного, ведь было тепло, я пригрелся…

Периодически просыпаясь, я рассматривал проплывающие мимо нас заснеженные поля, грязные лужи с разбитым, и уцелевшим только по краям, льдом, низкие, старые дома с торчащими над ними усатыми польскими антеннами, шумных детей, которые бежали за нашей колонной, и любопытствующих взрослых, живо заинтересованных небывалым в их краях зрелищем.

Между тем, дороги я совсем не узнавал. Конечно, с одной стороны, это было глупо. Ведь сюда-то мы ехали ночью, а, как известно, местность ночью и местность днем — это две большие разницы. И определиться по каким-нибудь дорожным приметам я просто не смог бы при всем желании.

Однако что-то в груди мне подсказывало, что ночью мы тут не проезжали. А так как я уже совсем настроился на возвращение на базу, то мне все это совсем не нравилось. Ко всему прочему, у меня начали болеть колени. Задница прошла совершенно, я ее больше и не чувствовал. Зато колени с каждым часом ломили все сильнее и сильнее. С учетом того, что мы в этой кабине сидели как шпроты, набитые в банку, то боль начинала доставлять мне настоящее мучение…

Оп! Мы остановились около милицейского блокпоста. Определить это было совсем не трудно. Ну, у кого еще может быть голубовато-пятнистый камуфляж?

Вот объясните мне, господа — товарищи, для чего нужна такая расцветка? Ну, правда, для чего? Под какую местность? Для ведения войны под водой, что ли? В общем, это просто бред какой-то. Зато сразу видно: где — армеец, а где — мент.

Ладно, черт с ней, с расцветкой. Пусть ходят, как им нравится. Погано то, что здесь ночью мы точно не были! И это только подтверждало мое предположение, что домой мы сегодня не попадем.

(Вот, блин! Никогда не чувствовал Темир-Хан-Шуру домом, а вот когда замерз, проголодался и заболел, так сразу захотелось «домой» — в тепло, поесть, и на «больничный»).

Контрактник, сидевший справа от меня, и мирно дрыхнувший всю дорогу, выводя носом невоспроизводимые рулады, внезапно очнулся, огляделся, и неожиданно, с большой неприязнью сказал:

— Вот менты живут, да! Через пост проедешь с мандаринами — полмашины отдай. Через другой проедешь — еще полмашины. Так никакой торговли не сделаешь!

И снова отрубился. Я с недоумением покосился на него. Интересно, он что, сам торговал? Или фуры гонял куда-то? Если бы сам торговал, вряд ли в ваучеры подался бы. А может и вообще, так просто сказал, слышал, может, от кого.

Минуты шли, а мы все так и стояли у этого поста. Я окончательно убедился, что в часть мы сегодня не поедем. А куда тогда? Радуев уехал к себе в Чечню, и кого мы тут догоняем? Или я чего не знаю?

Пока мы тут находились, короткий зимний день заканчивался, наступала темнота. В кабину постучал Рустам:

— Эй, Паша, давай получай сухпай на свои расчеты!

Я уже был рад просто вылезти из этой чертовой машины. Сначала пришлось растолкать и высадить ваучера, а потом уже спрыгивать самому. Эх! Наконец-то удалось расправить ремень, размять ноги, (боль в коленях резко ослабела, а потом и вообще исчезла), и куда-то целеустремленно сходить.

Правда, пришлось пройти немало машин, прежде чем я добрался до «Урала», с которого раздавали сухпай.

— Третий, четвертый расчет, второй дивизион, лейтенант Яковенко и лейтенант Байрамов! — закричал я папоротнику на машине.

Он, светя фонарем, поискал что-то в своей амбарной книге, что-то черканул, и спустил мне тушенку, рыбные консервы и две сайки белого хлеба.

«О, не так уж и плохо!» — подумал я, забрал груз и двинулся обратно.

Однако теперь со мной случилась новая неприятность: я не мог вспомнить, где же мой транспорт. В наступившей темноте все машины казались на одно лицо, а номера я и не запомнил.

Я пошел наугад, внимательно вглядываясь в кабины. Одна показалась мне более знакомой, чем другие. Я открыл дверцу и увидел Логмана. Ваучер куда-то смылся.

— О, Логман! — обрадовано закричал я. — На, забери наш сухпай. А я сейчас… И без меня, смотрите, никуда не уезжайте!

Я резво переместился к кузову. Ага, третий расчет, громко клацая зубами прижимался друг к другу.

— Товарищи бойцы! — Преувеличенно бодро сказал я. — Держите жратву, пожалуйста.

Приятно, очень приятно было видеть таких восторженных людей. Они чуть не вырвали продукты у меня из рук. Я не стал мешать их маленькому празднику. А пошел искать четвертый расчет. Слава Богу! Он оказался прямо за нашей машиной.

С чувством исполненного долга я вернулся к себе в кабину. Проклятье! Ваучер вернулся. Я глубоко вздохнул, считая про себя до десяти, скинул планшетку, подсумок, закинул все это под сиденье, и занял место у дверцы.

Минут пять мы просидели молча, не шевелясь. Потом я сообразил: