Крутые парни - Стивен Хантер Страница 12

Затем он поведал собравшимся о некоторых красочных деталях происшествия, включая описание фургона, который преступники, вероятно, использовали для своего побега. Это был «форд-89» с надписью «Продукты для гостиниц» на кузове. Кроме того, Гендерсон сообщил полицейским номер водительских прав и словесный портрет водителя фургона, некоего Уилларда Джонса.

— Вы держите в руках ориентировки на этих троих заключенных. Лэймар самый худший и опасный из них. Он опытный заключенный и профессиональный преступник. Впервые нарушил закон в десятилетнем возрасте. Кстати, его папашу убили в перестрелке с арканзасскими полицейскими в пятьдесят пятом году, когда Лэймар был еще комочком в утробе матери. Учился в исправительной школе. Получал оценки В и Е. За ним числятся нападения, вооруженные нападения, вооруженные ограбления и торговля наркотиками. Он приложил руку ко всем видам преступной деятельности. Работал в Талсе и Оклахома-Сити. В 1974 году застрелил служащего магазина. Просто застрелил — и все. Мотивы преступления остались невыясненными. Таков Лэймар. Приговор был обжалован, он вышел на свободу и в 1980 году совершил еще одно убийство. В тот раз они с Оделлом, этим несчастным дураком Оделлом, занялись грабежом банков и закусочных. Черт их возьми, они даже ограбили йогуртную лавку в Талсе. Оба они первоклассные стрелки. В 1980 году были осуждены. Мы также думаем, что именно Лэймар нажимал курок, когда убили двух осведомителей из мотоциклетного клуба «Благородные язычники», и сделал он это по заказу «Язычников». Есть и еще кое-что, чего вы не прочтете в бюллетене. У этого Лэй-мара хозяйство, как у быка. Покойный Джонни Диллинджер — кролик по сравнению с ним. Так что если у вас возникнут подозрения, померяйте его агрегат. Если вам не хватит на это длины двух рулеток, то это точно он. Полицейские дружно рассмеялись. — Теперь об Оделле. Это своего рода телохранитель Лэймара. Он совершенно туп, ничего не соображает и почти не может говорить. Вероятно, это умственная отсталость. Так или иначе, в 1985 году Лэймар и Оделл решили отделаться от капитана клуба «Благородных язычников», который в чем-то перешел им дорогу. Они отвезли его за Анадарко и там застрелили. Пуля попала в голову. Но он умер не так быстро, как они надеялись, и успел назвать их имена. Таким образом, эти мальчики наконец попали в тюрьму Мак.

Бад рассматривал фотографии этих двоих и видел то, что видел уже не один раз. Это были обычные трущобные ублюдки, горящие глаза, тяжелый взгляд, в котором таилась ненависть к миру нормальных людей или светилась откровенная тупость. Это были умы, которые отличались от умов большинства людей, хотя они не в меньшей степени отличались и между собой. Убийцы и вымогатели, жестокие и безжалостные — и тем не менее, черт возьми, им не откажешь в храбрости. В них было много отважной агрессивности. Они сжились с насилием и чувствовали себя вольготно в его мире.

Глаза Оделла казались похожими на куски угля — в них ни черта не отражалось, ни одной мысли. Он без всякого выражения таращился с фотографии, его голова странной формы, казалось, была порождением другой планетной системы. На месте верхней губы чернел страшный провал.

Лэймар был другим: лицо шире, оно более открытое, в каком-то отношении его можно было назвать красивым, это лицо не было лишено очарования, но глаза его горели страшным огнем, в них ясно прочитывалось: «Со мной лучше не иметь дела». В нем чувствовалось что-то трагичное — закоренелые преступники, профессиональные каторжники всегда бывают талантливы. Возможно, из них могло бы получиться что-то хорошее, попади они в свое время в лучшие условия.

— Я могу предположить, как именно мы их схватим, — говорил между тем Гендерсон. — Рано или поздно, он возьмется за старое. У него есть связи с половиной банд Оклахомы. Он знаком со всеми старыми осужденными и профессиональными преступниками штата. Он явится к ним, и кто-нибудь из них настучит на него. Вы же понимаете, его знакомые — это рокеры, панки и алкоголики.

Из зала раздался голос.

— А кто третий из бежавших?

— О Пиде трудно сказать что-то определенное. Раньше он никогда не имел дела с полицией, — ответил Гендерсон. — Это непризнанный художественный гений, он учился в школе для высокоодаренных детей — вы знаете, в Талсе есть такая школа, — его папаша был менеджером в нефтяной компании. Сынок же приехал на Восточное побережье, потому что здесь много художников и работают художественные школы. Он надеялся получить здесь полезную практику. Когда его мать заболела, он вернулся домой и десять лет ухаживал за ней. Преподавал рисование в колледже для младших школьников в Оклахома-Сити. Все остальное время он посвящал живописи.

Бад взглянул на фотографию Ричарда Пида. Под высокой, пышной шапкой волос — лицо, замечательное мягкостью черт. В нем не было ни одной грубой черточки, оно казалось неоформленным, как бы вылепленным из сырой глины, на фотографии Ричард выглядел почти ребенком. Его лицо казалось воском, на котором жизненному опыту еще предстояло оставить свой отпечаток. Глаза невыразительны и немного близоруки. Эти глаза, казалось, предвидели мучения, которым его подвергнут собратья по заключению. Каждая черточка лица, беспощадно высвеченная вспышкой, излучала страх. Это был кролик. Заключение неизбежно должно было убить его.

— И что же натворил этот крутой мужик? — спросил прикомандированный шериф. — Ограбил лимонадный ларек?

Но Бад прочитал в ориентировке, что осужден Ричард за нападение с намерением убить. От трех до пяти лет. Такое преступление не могло в данном случае караться заключением в такую тюрьму, как в Мак-Алестере, на столь длительный срок. Даже студент первого курса юридического факультета не послал бы его туда больше чем на два месяца.

— Дело в том, что он белый и к тому же богат. Поэтому на суде решили устроить спектакль и показать суровость. Но дело в том, что в Маке он должен был провести только три месяца, а потом был бы этапирован в Эль-Рено. То, что он сделал, выдает в нем ненормального, — сказал лейтенант Гендерсон. — Он организовал свою выставку и думал, что все пришедшие превознесут его до небес за великий талант. А на выставку никто не пришел. Его бедная мать не смогла его должным образом утешить, и он ударил ее ножом.

Если своими последними словами Гендерсон рассчитывал поразить аудиторию, то он ошибся адресом. В трущобах и черных гетто Оклахомы эти люди видели и не такие гротескные злодейства, но, оказывается, Гендерсон еще не закончил свою речь.

— Он не просто ударил ее ножом. Он ударил ее в глаза. Он ослепил ее.