Му-му. Бездна Кавказа - Андрей Воронин Страница 12

Он понимал, что откровенно хамит, отбивая у потенциального клиента — судя по приказному тону, которым тот разговаривал, далеко не бедного, — всякую охоту воспользоваться услугами агентства. Впрочем, работы у «Ольги» хватало; за время существования агентства Сергей сумел наладить дело так, что сам мог выбирать клиентов. Да и клиент ли это был? Нечасто, но случалось, что люди, наткнувшись в разделе объявлений какой-нибудь газеты на рекламу «Ольги», от нечего делать решали пошутить и донимали сотрудников дурацкими телефонными звонками. Разнообразием эти шутки не отличались, и то, что предлагал Дорогину его собеседник, здорово смахивало на один из коронных номеров телефонных хулиганов. Пару-тройку раз сотрудникам агентства назначали встречи (причем, как правило, в местах, куда бесплатно никого не пускают), на которые клиенты не являлись. Сам Дорогин в такой ситуации оказался впервые, и ему, увы, некого было в этом винить: никто не заставлял его задерживаться в офисе допоздна.

— У меня есть для этого причины, — сказал собеседник.

— Не сомневаюсь, — поддакнул Сергей.

— Я звоню из уличного таксофона. Это не наводит вас ни на какие мысли?

— Почему же, наводит. Пока у меня только два варианта: либо у вас украли мобильник, либо вы не хотите, чтобы я вычислил вас по номеру и привлек к ответственности за телефонное хулиганство.

— И все?

— Все.

На самом деле это было далеко не все. Существовала еще по крайней мере одна причина, по которой незнакомец мог звонить из уличного телефона-автомата: возможно, он боялся, что его домашний телефон прослушивается. Но Дорогин нарочно не стал озвучивать этот вариант, чтобы не затягивать представлявшийся ему бесполезным разговор.

Если на том конце провода находится психически здоровый человек, телефон которого действительно прослушивается, речь, скорее всего, идет о конфликте с законом. Вмешиваться в игры спецслужб или, того хуже, помогать преступнику уйти от ответственности — слуга покорный! Самое лучшее из того, чем это может кончиться, — лишение лицензии. И хорошо, если уведомление о закрытии сыскного агентства «Ольга» отдадут тебе в руки или пришлют по почте, а не положат на крышку гроба.

«А я старею», — подумал Муму, поймав себя на том, что не хочет ввязываться в очередную историю. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: если регулярно переедать перца, то со временем даже он начнет казаться пресным.

— Извините, — будто подслушав его мысли, сказал собеседник. — Наверное, вы правы, мне не стоило вам звонить. Боюсь, это дело находится за пределами вашей компетенции.

Голос его теперь звучал устало и тускло, приказного тона как не бывало, и Дорогин вдруг почувствовал, что разговаривает с человеком, который действительно остро нуждается в помощи. Если у парня проблемы с законом, послать его подальше всегда успеется. А если нет? В конце концов, прослушивать чужие телефоны нынче умеют не только силовые структуры. Если человека прессует криминал или кто-то из новоявленных хозяев жизни (что, в принципе, одно и то же), будет чертовски обидно упустить случай сделать московский воздух хоть чуточку чище.

— Постойте, — сказал Сергей, — не кладите трубку. Где вы находитесь?

Собеседник ответил. Место, из которого он звонил, находилось не то чтобы рядом, но и не на краю света: при отсутствии пробок добраться оттуда можно было за десять-пятнадцать минут.

— Прекрасно, — сказал Дорогин. — Вы ужинали? Нет? Я тоже. Предлагаю сделать это вместе. Как выражался один литературный герой, основа любого мероприятия — сытый желудок.

Незнакомец помолчал, обдумывая предложение.

— У меня… — начал он, но тут же оборвал себя. — А впрочем, это уже не имеет значения. Согласен. Когда и где?

Дорогин назначил ему встречу в кафе за углом. Кормили там хорошо и сравнительно недорого, а вышколенный персонал умел держать язык за зубами и беречь постоянную клиентуру. Это место не раз использовалось сотрудниками «Ольги» для переговоров с клиентами, и, уже положив трубку, Сергей снова подумал, что обрастает мхом, становясь предсказуемым. Времена, когда он скрывался от всего белого света, остались в прошлом, и теперь, сделавшись солидным столичным бизнесменом, он мог позволить себе иметь любимую забегаловку, где его хорошо знали и всегда встречали с улыбкой.

В кафе он отправился пешком. На улице стоял легкий морозец, с неба по-прежнему сыпался мелкий снег. Ветра не было, и снег приятно щекотал щеки. Дорогин шел, с удовольствием вдыхая холодный воздух, который после проведенного в офисе дня казался особенно свежим, подняв кверху лицо и, как в детстве, ловя губами снежинки. Потом он поскользнулся, с трудом сохранив равновесие, ругнулся вполголоса и стал смотреть под ноги, снова думая о том, что круиз по Нилу посреди зимы — не такая уж плохая идея.

* * *

Михаил повесил трубку и, все еще стоя под пластиковым колпаком уличного таксофона, сунул в зубы сигарету. Снег тихо шуршал по мутноватому от старости плексигласу; на округлой макушке колпака он лежал толстым слоем, затеняя свет уличного фонаря. Закурив, Шахов рассеянно выдернул из щели аппарата магнитную карточку «Ростелекома», купленную в газетном киоске на углу. Он попытался вспомнить, когда последний раз пользовался телефоном-автоматом, и не смог — это было давно, в прошлой жизни, которая теперь, по прошествии времени, казалась простой и счастливой прямо-таки до умиления. Отец, оператор «Мосфильма», бывало, брал его на студию, а иногда и в командировки, на съемки очередного фильма — в Крым, в Прибалтику, а однажды даже на Камчатку…

Михаил выбросил недокуренную сигарету в припорошенный свежим пушистым снегом, смерзшийся до каменной твердости грязный сугроб, сунул руки в карманы пальто и пошел к машине, гадая, с чего это его вдруг потянуло на воспоминания в самый неподходящий момент. Потом до него дошло: ну, конечно, во всем виноват этот хамоватый частный сыщик, которому откровенно не хотелось вникать в суть его проблем. Его звали Сергеем Дорогиным, как и того каскадера, с которым Мишка Шахов подружился в свое последнее лето перед уходом в армию, когда подрабатывал на студии помощником осветителя. Потом, отслужив срочную, он узнал, что Дорогина посадили в тюрьму, а еще через пару-тройку лет до него окольным путем дошла весточка, что бывший каскадер Дорогин погиб — утонул, свалившись в реку с моста. Поговаривали, что дело тут нечисто — будто бы и сел он без вины, и с моста упал не без посторонней помощи. Михаил тогда был курсантом, стоя на самой нижней ступеньке лестницы, что вела, как ему тогда казалось, наверх, к благополучию и всеобщему уважению, а привела вот в эту телефонную будку, затерявшуюся в недрах заснеженного спального района. В ту пору несправедливость еще не перестала его ранить, и он предпринял несколько неуклюжих, по-детски наивных попыток разобраться в этой истории. Но в чем мог разобраться курсант-второгодок, загруженный так, что едва оставалось время на сон? Дорогин умер, жизнь шла своим чередом, и в ней не было места для призраков прошлого. Образ бывшего каскадера, когда-то научившего Мишку Шахова делать на перекладине подъем переворотом и не бояться высоты, мало-помалу потускнел, отошел на задний план, оттесненный новыми впечатлениями, и, казалось, окончательно растаял. Шахов не вспоминал о нем уже много лет, и вот теперь случайное сочетание не таких уж редких имени и фамилии нежданно-негаданно напомнило об ушедшей юности, добавив еще немного горечи в чашу, которую, судя по всему, Михаилу предстояло осушить до самого дна.