Операция "цитадель" - Богдан Сушинский Страница 100

— Ну что, Розданов, как вам эта королевская охота? — подсел Штубер в «пежо», в котором уже нашли убежище от всепоедающего тумана Гольвег и поручик.

— Одним провинциальным мерзавцем станет меньше, — мрачно ответил тот, подвигаясь и уступая место гауптштурмфюреру рядом с собой, на заднем сиденье.

Гольвег устроился за рулем. Налегая на него грудью и обхватив руками, он неотрывно всматривался в поворот дороги, на котором через несколько минут должен был показаться «мерседес» коменданта.

— По крайней мере, в этой стране, — кивнул Штубер.

— Почему же? Вообще в мире.

— Вашими устами заговорила гордыня, поручик. Истинно русская, «дворянско-белогвардейская» — как заметил бы по этому поводу известный вам бывший красный командир Рашковский [91].

— Про-вин-циаль-ный мерзавец! — болезненно и с нескрываемым отвращением отрекомендовал его поручик.

Само упоминание об этом человеке, трусе и предателе, было нарушением табу. Имя майора не должно было возникать ни в одном разговоре с ним, о чем гауптштурмфюреру хорошо известно.

— Тут я с вами согласен. Ибо случай особый. Но что поделаешь: когда нашу идеологию не воспринимают истинные рыцари войны, в их числе неминуемо оказываются перебежчики из тех самых трусливых ротных командиров, телами которых усеяно все пространство от Карпат до Ельни. Правда, тела принадлежат более храбрым, но неудачливым собратьям.

— Так оно получается в этой жизни.

— Да только начал я разговор не ради поминания Рашковского, при всем нашем свинском неуважении к майору. Ходят слухи, что после этой операции вы будете посвящены в члены СС.

Розданов с удивлением взглянул на Штубера. Он ожидал увидеть улыбку шутника или удостоиться похлопывания по плечу. Но гауптштурмфюрер неотрывно смотрел на изгиб дороги, и лицо его оставалось похожим на серый шлем-маску рыцаря.

— Посвящение в СС? Это что, всерьез?

— Обещание самого Скорцени, поручик, то есть я хотел сказать: господин лейтенант вермахта. А в недалеком будущем унтерштурмфюрер СС. Признаюсь, моя роль в этом скромная. Или, может быть, СС кажутся вам слишком замаранными? Откровенно, поручик. Мы в гестапо не доносим. Нам доносят.

— Принять благословение из рук Скорцени — это честь, — по-унтерофицерски отрубил Розданов. — Это честь даже в том случае, если бы нас посвящали в дьяволы.

— А вы, оказывается, почитатель Скорцени?

— Всегда был почитателем солдатского мужества. И потом, хотел бы я знать, кто в этой бойне не замаран.

Розданов сразу понял, что разговор затеян не случайно. Гауптштурмфюрер зондирует почву по поручению первого диверсанта империи. Отказаться — значит подписать себе приговор. От чести быть «посвященным» отказываются только с отказом от жизни. Став офицером СС, он будет посвящен в верные паладины фюрера, в верные «паладины первого ранга», принимающие обет на веру, повиновение и желание сражаться за фюрера и честь СС.

Правда, ваффен СС — еще не СС второго класса, к которым принадлежит Скорцени, а с недавних пор, как он узнал, и Штубер, «научившиеся убивать и умирать» и обреченные на бессмертие, уготованное им вечной памятью арийской расы. Но все же…

Розданов уже встречал немало бывших белогвардейских офицеров, удостоившихся чести войти в состав посвященных Черного легиона. Все они говорили об этом с гордостью.

— В сущности, вы уже состояли в СС.

— Что вы имеете в виду?

— Насколько мне помнится, в вашем личном деле сказано, что вы служили в отборной белогвардейской части под командованием генерала Корнилова.

— И всегда говорил об этом с гордостью.

— Кажется, вас называли корниловцами, а? Черные мундиры, черепа, кости?..

— Все верно. Мы, корниловцы, первыми прошли через черные мундиры и черепа, через идеализацию смерти, через элитарные офицерские батальоны, — вдохновенно ответил Розданов. — Мы возвели свою солдатскую, а особенно офицерскую, честь в такой культ, до которого вам в СС уже никогда не подняться.