Сокрушительный удар - Дик Фрэнсис Страница 10

Она спала у меня, а я спал в кровати Криспина, а ничего не подозревающий Криспин спал внизу на диване.

Доктор аккуратно зашил ей порез, но она беспокоилась не столько о себе, сколько о своем платье. Она настояла, чтобы он ни в коем случае не резал рукав, чтобы добраться до раны, а распорол шов, и он так аккуратно распарывал рукав, стараясь ей угодить, что я не мог сдержать улыбки.

— Рука-то заживет, а платье нет, — объяснила она. — А оно дорогущее.

Порез оказался глубоким и рваным, с застрявшими в нем осколками стекла. Софи с интересом смотрела, как доктор делал ей местную анестезию, чистил и зашивал рану. Интересно, что вообще может выбить ее из колеи?

Утром она встала бледной и с дрожащими руками, но продолжала оставаться все такой же ровной и сдержанной. Я собирался ей сказать, чтобы она оставалась в постели, но, когда я в половине девятого, накормив лошадей и вычистив денники, вернулся в дом, она уже спустилась на кухню. Сидела за столом в моем халате и тапочках, курила сигарету и читала газету. Под глазами у нее темнели синяки, и по ее лицу сразу было видно, что ей уже тридцать два. Я подумал, что ее перевязанная рука, наверно, болит.

Когда я вошел, она спокойно подняла глаза.

— Привет, — сказал я. — Кофе хотите?

— Очень!

Я сварил кофе в кофеварке.

— А я вам его наверх принести собирался.

— Я довольно плохо спала.

— Ну, еще бы!

— Я услышала, как вы вышли во двор. Увидела вас из окна и подумала, что, наверно, стоит спуститься.

— Как насчет тостов? — спросил я.

Против тостов она ничего не имела, так же, как и против поджаренного бекона. Пока я готовил, она оглядывала мою по-спартански обставленную кухню и наконец задала висевший в воздухе вопрос:

— Вы не женаты?

— Развелся.

— И, похоже, довольно давно.

— Совершенно верно, — усмехнулся я. Женился, раскаялся, развелся. И не спешил повторять ошибку.

— Не могли бы вы одолжить мне какую-нибудь одежду, в которой я буду выглядеть не слишком странно?

— Ну... Свитер, джинсы... Устроит?

— С серебряными туфлями это будет смотреться изумительно! — сказала она.

Я сел за стол рядом с ней и стал пить кофе. Лицо у нее было не столько красивое, сколько миловидное — его прелесть заключалась не в чертах, а в красках и в выражении. Брови и ресницы — рыжевато-русые, глаза — светло-карие, губы без помады — нежно-розовые.

Я начал понимать, что в ее манере держаться нет ничего агрессивного. Она просто не позволяла никому относиться к себе покровительственно или принижать ее лишь потому, что она — женщина. Неудивительно, что некоторым мужчинам это не нравится. Но ее коллеги наверняка считают ее надежным товарищем.

— Мне очень неудобно, что с лошадью так получилось, — сказал я.

— Ну еще бы!

Но она, похоже, совсем на меня не сердилась — хотя и могла бы.

— Могу ли я чем-нибудь искупить свою вину?

— Например, отвезти туда, куда мне надо?

— Пожалуйста!

Она задумчиво жевала тост с беконом.

— Ну... мне нужно позаботиться о своей машине. Вернее, о том, что от нее осталось. А потом я буду вам очень обязана, если вы отвезете меня в Гатвик.

— Так вы там работаете? — удивился я.

— Нет. В Хитроу. Но в Гатвике я могу нанять машину. Специальные скидки для работников аэропортов.

Она резала тост правой рукой, и я увидел, что она морщится.