Могила тамплиера - Андрей Воронин Страница 10

– А что написано? – спросил Дубов.

– А вот это очередная тайна, которую нам предстоит разгадать, – заявил Гена. – Буквы-то латинские, но складывается из них полнейшая белиберда. Похоже, текст зашифрован, и это скверно. Даже в Средние века существовали шифры, которые было невозможно разгадать, не имея ключа. А мы ведь даже не знаем, на каком языке написан зашифрованный текст...

– Да ерунда какая-нибудь, – легкомысленно предположил Дубов слегка заплетающимся языком. – Что могли написать на нательном кресте? Молитву какую-нибудь, цитату из Библии...

– А на кой хрен молитву-то шифровать? – ненадолго вынув испещренный красно-лиловыми прожилками нос из бокала, полунасмешливо заметил гуманоид.

– Ну, гений же! – обрадованно повторил Быков и хлопнул гуманоида по спине, отчего тот едва не захлебнулся пивом. – В самом деле, зачем шифровать молитву? Конечно, такой вариант тоже нельзя исключать. Например, мастер мог просто для экономии места нанести на металл только первые буквы каждого слова какой-нибудь длинной цитаты. Тогда задача упрощается, поскольку становится ясно, что зашифрованный текст – латинский и что искать его надо либо в Священном писании, либо в молитвенниках того времени. Это уже чисто техническая работа, хотя простой я бы ее все-таки не назвал. Но возможны и другие варианты. Например, энклапион может содержать информацию о том, где спрятаны какие-нибудь сокровища, вывезенные крестоносцами из Святой земли. Эта штука висела на шее у магистра ордена, и уже при его жизни ей было двести лет. Можно предположить, что она передавалась из рук в руки, от магистра к магистру, а значит, ею очень дорожили. Почему, как знать? Может быть, – в хмельных разбойничьих глазах аспиранта Гены Быкова заплясали веселые чертики, но ни один из его зачарованных и не вполне трезвых слушателей этого не заметил, – может быть, один из первых магистров ордена записал на этом энклапионе, куда все-таки он со своими коллегами-головорезами упрятал чашу Святого Грааля.

– Ну, ты загнул, – сказал Дубов. – Святой Грааль – это же просто сказка!

– Ты так говоришь потому, что знаешь наверняка, или так тебя учили в школе? – спросил аспирант Гена, и журналист не нашелся что ответить.

...Поздно вечером, отчасти протрезвев, мучимый тошнотой, жаждой и головной болью, Дубов завершил работу над большой статьей, в которой подробно описал сделанные археологами находки и, главное, выводы, озвученные Геной Быковым. Внимательно пробежав написанное глазами, он исправил пару-тройку мелких оплошностей и поставил внизу подпись: Андрей Лесной. Писал Дубов всегда легко, а главное, грамотно, за что был любим редакционными корректорами, и правка собственных материалов никогда не отнимала у него много времени. Кроме того, он справедливо полагал, что править стиль – дело редактора, которому тоже надо как-то отрабатывать свою зарплату, а не просто с девяти до восемнадцати часов сидеть в редакции, ковыряя в зубах. Так что с текстом, как всегда, проблем не возникло; некоторые сомнения у Алексея Дубова вызывал только заголовок.

Он гласил: "ТАЙНА СВЯТОГО ГРААЛЯ БЛИЗКА К РАЗГАДКЕ". Даже сейчас, когда еще не схлынул азарт, Дубов чувствовал, что заголовок и впрямь получился сомнительный: все-таки с такими смелыми утверждениями торопиться не следует, не то как раз в очередной раз сядешь в лужу. Убрать этот заголовок совсем и придумать новый, поскромнее, Дубову было жаль, поскольку без этого заголовка материал разом терял половину заключенной в нем взрывной силы. Некоторое время он мучительно бился над вопросом: убрать или оставить? – а потом пошел на компромисс, поставив после злосчастного заголовка вопросительный знак.

* * *

Избавившись от очередного посетителя, который показался ему самым упрямым и глупым из всех, кого он успел повидать за эти бесконечные несколько часов, Юрий Владимирович Осмоловский порылся в стоявшем у стены, прямо под рукой, картонном ящике со всякой мелкой дребеденью и отыскал там трубку и кисет. Набивая трубку табаком, он заметил, что пальцы у него дрожат, и невнятно выругался сквозь зубы. Ему подумалось, что, если предел человеческой глупости все-таки существует, постичь его простым смертным не дано. Это ж надо было додуматься!..

Утрамбовав табак большим пальцем, доктор Осмоловский чиркнул спичкой о разлохмаченный, с приставшими песчинками коробок и поднес ее к трубке. Едва он сделал пару глубоких затяжек, едва успел почувствовать, как начинает улетучиваться владевшее им с самого утра раздражение, как в дверь опять постучали.

"Убью", – кровожадно подумал Юрий Владимирович.

– Войдите! – крикнул он таким тоном, что любому разумному человеку, наделенному элементарным чувством такта, должно было стать понятно: несмотря на приглашение, в комнату начальника экспедиции сейчас лучше не соваться.

Дверь, однако, сразу же распахнулась, и в помещение, пригнув голову в низковатом для него проеме, шагнул Гена Быков – аспирант кафедры археологии, любимый ученик профессора, верный помощник, соратник, пресс-секретарь и, как выяснилось буквально несколько часов назад, интеллектуальный диверсант.

Быков был, по обыкновению, бодр, весел и оживлен. Всю первую половину дня он провел в пригородном лесхозе, куда ездил ругаться по поводу пресловутого подтоварника, а потому пребывал в блаженном неведении по поводу последних событий. Глядя в его открытое, простодушное лицо, доктор Осмоловский плотоядно ухмыльнулся в усы: было очень легко представить, как этот ученый хулиган с точно таким же открытым, простодушным выражением лица вешает лапшу на уши дураку корреспонденту.

– Все в порядке, Юрий Владимирович, – бодро отрапортовал Гена, который либо не заметил крокодильей ухмылки шефа, либо не придал ей значения. – Подтоварник доставят завтра. Я его, морду жирную, честно предупредил: если опять обманет, спущу штаны и выпорю при всем честном народе как Сидорову козу.

– Подтоварник – это хорошо, – попыхивая трубкой и стараясь не смотреть на своего помощника, ровным, почти ласковым голосом произнес Осмоловский. Этот обманчиво спокойный тон был Быкову хорошо знаком, и, даже не глядя на него, Юрий Владимирович заметил, как этот верзила, этот бандит, этот, с позволения сказать, шутник подобрался, выпрямился и настороженно застыл чуть ли не по стойке "смирно". – Только, батенька, – продолжал профессор все тем же почти ласковым голосом, – подтоварник меня сейчас волнует в самую последнюю очередь. Можете спустить собственные штаны и засунуть этот подтоварник себе... гм... ну, словом, куда вам покажется удобнее.

– Не понял, – осторожно сказал Гена Быков.

Это было вранье – по крайней мере, отчасти. Взглянув на своего проштрафившегося помощника, Юрий Владимирович убедился, что так оно и есть: Быков еще не понял, но явно начинал понимать. Во всяком случае ему уже стало ясно, что он где-то набедокурил, и уточнять, где именно и каким образом это произошло, у Гены Быкова не было ни малейшего желания.

– Не понял? – удивленно переспросил Юрий Владимирович. – Странно.

– Что случилось, шеф? – спросил Быков. – Работа стоит, вы сидите тут мрачнее тучи, вокруг раскопа какие-то посторонние слоняются... Некоторые с фотоаппаратами. Я их шуганул, но, по-моему, ушли они недалеко – не дальше ворот.