Москаль - Михаил Попов Страница 10

Происходит незаметная для спящего Дира Сергеевича смена капельниц. Релаксация и очищение крови. Еще полтора часа освежающего сна, контрастный душ — и можно будет явиться под ясные очи супружницы. Брак «наследника» был довольно прочен, была только одна тайна и одна слабость, которыми он не решался испытывать его прочность. Про слабость все ясно, а тайна была такая.

По возвращении в Москву Митя взял в библиотеке и подробно изучил сборник стихотворений неизвестного поэта. Стихи были замечательные хотя бы тем, что нравились Светлане. О чем говорили замеченные карандашные пометки то там, то здесь на полях.

Мы с тобою, но одиноки,

мы лежим и не видим дна,

обволакивает наши ноги

подползающая волна.

Время больше уже не кара,

не сжимает своих клешней,

в тонкой раковине загара

твое тело еще нежней!

Светой книжечка была оставлена открытой именно на этом тексте. Митя счел это символичным. Берег моря, волна, загар, так неожиданно и непросто названный, эта строфа показалась точкой тайного воссоединения их со Светланой пока разрозненных историй. Даже мороз прошел по «раковине» его обгорелой кожи.

Митя решил действовать. Начал с двух вещей: нашел дом, где проживала Светлана Винокурова, и выяснил, что она там не проживает, только прописана, а ночует у бабушки на другом конце города. Это его устраивало, это запутывало оставляемый его поисками след. И второе: начал мыться ежедневно с мылом и мочалкой и по нескольку раз, чтобы как можно скорее избавиться от загара. Даже если Света мельком обратила внимание на него там, на сочинском песке, и он остался на дне ее взгляда, теперь она не узнает в белокожем горожанине пляжного индейца. Когда пресловутая раковина сползла с него, можно было начинать действовать. Но тут произошла заминка. Митя был уверен, что стоит ему спросить у Светы, а какое ваше любимое стихотворение у поэта, написавшего про «раковину», как она тут же вычислит в нем вора. Да и не ясно было, как выйти на ту позицию в отношениях, с которой задаются такие вопросы. Познакомиться просто так — «девушка, а мы не виделись где–нибудь прежде?» — он не считал возможным. Слишком пошло. Ему нужно было делать это с позиции силы, с позиции тайны, которая дает силу. Необходимо было сразу и наверняка пронзить девичье воображение.

День за днем он филером бродил за Светланой, мучительно поджидая ситуацию, которая позволила бы ему развязать поэтический язык. Выяснилось, что реальность не желает ему подыгрывать. И этот чертов поэт тоже. Например, если Света останавливалась у овощного киоска, то Митя, в ярости роясь в куче вызубренных стихотворений, понимал, что у поэта нет ни единой строчки ни о баклажанах, ни о картошке, ни о луке, ни даже о яблоках. Не упоминались у него и главные транспортные средства, как–то: автобус, троллейбус, метро. И в ситуации шопинга он был бесполезен. Ведь известно: главные потребители стихов — женщины. ну написал бы что–нибудь о платьях, шарфиках, зонтах… Из погодных явлений только дожди, снегопады, суховеи. Внутренний мир этого гада был промозгл, слякотен, неуютен. А на улице, естественно, стояла великолепная августовская тишь.

Понимая, что загнал себя в какую–то ненормальную, безвыходную ситуацию, Митя решил рубить этот гордиев узел. Назначил день, когда встретит Свету у подъезда и скажет: «Можно с вами познакомиться?» И все. Он уже вычислил, когда она примерно выходит из дома, и уже целеустремленно пересекал Измайловский парк по направлению к ее дому, когда боковым зрением увидел Светлану одну, стоящую под пихтой с поднятой рукой. И тут же вспомнил… Он подошел осторожно сбоку, встал, не глядя на нее, рядом, поднял руку и, выждав необходимую паузу, забормотал:

Запрокинуты ждущие лица

всех двоих неподвижных гостей.

Видно, как напряженье струится

из приподнятых кверху горстей.

Наконец, суетливо и мелко

что–то в кроне шуршит, а потом

на коре появляется белка

с недоверчиво–пышным хвостом.

И она, сволочь хвостатая, таки появляется!!!

Размышляя над каждым движеньем,

совершая то шаг, то прыжок,

опускается за подношеньем

небольшой, но реальный божок.

И когда из ребячьей ладошки,

что воздета под кроной густой,

белка ловко царапает крошки,

мальчик светится, как святой.

Главное было удержаться, не посмотреть в сторону Светы торжествующим, самодовольным взглядом. Митя сконцентрировался на белке. Она приближалась, приближалась, дергая черной кнопкой носа. Сократив расстояние до полуметра, вытянувшись вниз, вдруг капризно развернулась и унеслась наверх.

— Все правильно, — вздохнул притворно Митя, — этот мальчик далеко не святой.

— Одна неточность, — сказала Света (высшее достижение — она сама со мной заговорила!), — в оригинале не «двоих», а «троих». Мать, отец и глазастый мальчиш.

Митю зверски подмывало брякнуть, что третий может появиться очень скоро, если на то будет воля «двоих». Мол, выходите за меня, мадемуазель! Удержался и пошел более длинным путем.

— Вам что, нравятся стихи N? — Ну и так далее.

Позднее, когда брак разродился замечательным мальчишкой, названным предельно неоригинально — Миша, Светлана призналась мужу, что у него не было никаких шансов добиться ее — худой, как манекен, сумасшедший взгляд, гнусавый голосок, — когда бы не стихи про «Кормление белок». Митя тогда порадовался, что так и не открыл жене своей криминальной тайны, хотя несколько раз в минуты особой душевной близости порывался. Очень подмывало иной раз. Казалось, что в момент, скажем, особой радости его из благодарности простят. И тогда столь драгоценный для него союз избавится от досадного оттенка условности. Нет, приходилось и дальше жить с этой моральной занозой. Не то чтобы она досаждала постоянно, нет, ему удавалось на годы о ней забывать, но все же не полностью и не навсегда.