Русский характер - Сергей Донской Страница 10

В офисе выяснилось, что в утреннем заторе застряло не менее трети сотрудников фирмы «Баланс Плюс». Прячась за мониторами, как за щитками пулеметов, они обменивались впечатлениями от пережитого. Младшему экономисту Дарькиной помяли крыло «Опеля». Менеджеру Лепехину, упорно именующему себя специалистом по консалтингу, пришлось добираться на работу по МКАД, где он был оштрафован за превышение скорости. Бухгалтер Багрянцев потерял в сутолоке документы и страшно переживал по этому поводу, поскольку его отпуск в Турции оказался под угрозой срыва.

Краем уха прислушиваясь к разговорам, Таня открыла папку, в которой хранились финансовые отчеты кондитерской фабрики «Сладомир», но приступить к работе не успела.

– Токареву к Эсфирь Борисовне, – пропела заглянувшая в комнату секретарша.

Эсфирь Борисовна Полуянь была директором фирмы. Внешне она походила на сильно состарившегося батьку Махно, зачем-то обрядившегося в женское платье, но характер у нее был легкий, отношение к подчиненным – самое демократическое, интеллект высокий, а язык до того остер, что в ее присутствии мужчины старались помалкивать. Тане импонировала Эсфирь Борисовна, и эта симпатия была взаимной. В директорский кабинет она вошла с легким сердцем, приглашение присесть приняла с достоинством, на общие вопросы ответила без запинки.

– А теперь о главном, – сказала Эсфирь Борисовна, глядя почему-то не на собеседницу, а на свои замысловато переплетенные пальцы с коротко остриженными ногтями.

– Слушаю вас, – подобралась Таня.

– Для фирмы начинаются трудные времена, Токарева. Поскольку вы являетесь одним из наших опытнейших сотрудников, вы должны понимать это лучше, чем кто-либо другой.

– По правде говоря, не совсем. Если я не ошибаюсь, то за прошлый квартал рентабельность компании выросла на два процента.

– А почему не на двадцать? – желчно осведомилась Эсфирь Борисовна. – Почему не на сто двадцать два?

– Ну, не знаю, – растерялась Таня.

– Вот видите, не знаете. И это говорит Токарева, без пяти минут начальница отдела!

Странный получался разговор, совершенно неожиданный и какой-то беспредметный. Да и выражение лица директрисы было непривычным. Беседуя с Таней, она неотрывно смотрела на свои руки и еле заметно морщилась, словно от зубной боли. Что можно было противопоставить незаслуженному упреку, выдвинутому Эсфирь Борисовной? Все, что пришло Тане в голову, это:

– Я стараюсь.

– Все стараются, Токарева, – прозвучало в ответ. – Но важны не затраченные усилия. Важен конечный результат.

– Я готова отчитаться о проделанной работе, – произнесла Таня дрогнувшим от обиды голосом. – В прошлом месяце у меня было шесть заказов на аудиторские проверки, а в этом…

– Не надо отчитываться, Токарева. И оправдываться не надо. – Прежде чем продолжить, Эсфирь Борисовна встала и подошла к окну. – Вам известно, сколько мне лет?

– Шестьдесят во…

– Молчите! Женщины моего возраста не любят, когда им напоминают такие вещи.

– Но вы сами спросили! – воскликнула Таня уже не просто подрагивающим, а вибрирующим голосом.

– Только для того, чтобы вы поняли, в какое время я жила и работала. У нас в сберкассе на стене висел плакат: «Болтун – находка для шпиона». – Эсфирь Борисовна оглянулась через плечо. Солнечный свет, бьющий сквозь пластины жалюзи, отбрасывал на ее лицо причудливые тени. Как будто директриса из-за решетки с Таней общалась, роняя фразу за фразой. – Это был правильный плакат. Шпионов действительно хватало, а болтунов – хватали. И участь тех, кто не умел держать язык за зубами, была печальной. Берусь предположить, что настоящих шпионов карали не так строго, как тех, кто разглашал государственную тайну.

Налившаяся румянцем, Таня встала, не чуя под собой ног.

– Эсфирь Борисовна! – звонко произнесла она. – Вы меня в чем-то подозреваете? Вы хотите сказать, что я приторговываю конфиденциальными сведениями о предприятиях? Вступила в сговор с конкурентами или жуликами?

– Да нет же! – воскликнула Эсфирь Борисовна, отвернувшись к окну. – Никто вас ни в чем не обвиняет, Токарева. Я просто объясняю, что жила во времена тотального контроля за каждым. Страх перед НКВД и КГБ у меня в крови. И я ничего не могу с этим поделать, ничего! Я старый человек и остаток жизни хочу провести спокойно. Ясно?

– Нет, – призналась Таня, ощущая себя героиней какого-то сюрреалистического фильма. – У вас ко мне претензии?

– У меня? – Крутнувшаяся волчком Эсфирь Борисовна резко округлила глаза. – Лично у меня к вам претензий нет. Вернее, есть. Масса претензий.

– Но каких?

– Во-первых, вы сегодня опоздали на работу, Токарева!

– А во-вторых? – прищурилась Таня.

– А во-вторых, то же самое произошло в марте, – погрозила пальцем Эсфирь Борисовна. – И в декабре. Три опоздания за неполный календарный год. Не слишком ли вызывающе для ведущего специалиста? Для специалиста, которому я доверяю, как самой себе?

«Она в панике, – поняла Таня. – Ей ужасно не хочется делать мне выговор, но она отчего-то настроена сделать меня без вины виноватой. Что происходит? Для чего были намеки на КГБ и шпионов?»

– Это все? – собственный голос донесся до нее словно издалека.

– А вам мало, Токарева? – холодно спросила Эсфирь Борисовна.

– Вполне достаточно, – так же холодно ответила Таня. – Я могу быть свободна?

– Ну, в свободе вас, кажется, пока никто не ограничивает. – Реплика была пронизана неожиданным сочувствием.

– Спасибо, Эсфирь Борисовна.

– А вот благодарить меня не за что. Вы уволены, Токарева.

Вот так гром с ясного неба! Таня помотала головой, как будто только что вынырнула из воды и еще не вполне адекватно воспринимала происходящее на поверхности.

– Я не ослышалась? – спросила она.

– Нет, – отрезала Эсфирь Борисовна. И, дождавшись, когда за вспыхнувшей Таней захлопнется дверь, тихо добавила: – К моему величайшему прискорбию.

Слова упали в пустоту, и Эсфирь Борисовна была рада, что в этот момент ее никто не видит и не слышит. Выполнив то, что от нее требовалось, она постарела сразу на десяток лет. Вскоре морщины разгладятся, а шрам на сердце останется навсегда. В чем, в чем, а в этом Эсфирь Борисовна не сомневалась. Как и в том, что ее бывшую сотрудницу Таню Токареву ожидают новые и куда более серьезные неприятности.